Читать «По тонкому льду» онлайн - страница 13

Он сдержанно вздохнул, не предвидя, конечно, что таит в себе лист бумаги, и стал внимательно читать.

Потом уронил руки на стол, ткнулся в них головой и разрыдался, содрогаясь всем телом.

В горле у меня защекотало.

— Ну вот!.. Зачем же плакать? Все хорошо…

Кирюха поднял голову. В глазах его была радость, которую он не мог сдержать, растерянность и слезы. Слезы — крупные, как у обиженного ребенка, — катились по смуглым щекам.

— Это правда? — не веря еще, спросил он.

— Правда, — ответил я.

— И я могу называть вас уже не гражданин, а товарищ начальник?

— Можешь.

— Спасибо, товарищ начальник. Значит, я свободен?

— Свободен.

А слезы по-прежнему сыпались из его огромных черных глаз и падали на постановление, лежавшее перед ним.

— Ты же размочишь мне официальный документ, — пошутил я. — Придется перепечатывать заново.

Кирюха улыбнулся:

— Простите, товарищ начальник. Это я с радости.

— Подпиши постановление.

Чеботаревский размашисто вывел свою длинную фамилию и, подавая мне лист бумаги, сказал не без гордости:

— Подпись у меня только на червонцах ставить. — Он уже оправился от свалившегося на него нежданно счастья.

— Хорошая подпись. Четкая, ясная, крупная. — одобрил я.

Затем я вручил Чеботаревскому паспорт и другие документы, изъятые у него при аресте, и позвал конвоира.

— Дело на товарища Чеботаревского прекращено, и из-под стражи он освобождается. Проводите его к коменданту. Тот в курсе дела.

Я подал руку Кириллу и пожелал счастливо встретить Новый год.

Он долго тискал мою руку своими двумя, а потом, вдруг вспомнив что-то, спросил:

— Можно, товарищ начальник, еще раз поглядеть на бумагу?

Я улыбнулся и подал постановление.

Конвоир покрутил головой и тоже улыбнулся. Глаза его как бы говорили: "Не верит. Хочет еще раз убедиться".

Я тоже так подумал. Но и конвоир, и я ошиблись. Чеботаревский быстро пробежал глазами текст, нашел, видно, нужное ему место и вернул мне постановление.

— Вы, значит, товарищ начальник, и есть Безродный?

"Этого только не хватало", — подумал я и ответил отрицательно.

— А можно узнать, как ваша фамилия?

Я назвал.

— Ага. — закивал Чеботаревский. — Значит, Трапезников, Селиваненко и Брагин. Ну что ж… Вас троих я по гроб жизни не забуду. За правду. А если будут у меня дети и внуки, то и они не забудут.

Сказал он это не театрально, не торжественно, а очень даже просто, почти застенчиво, опустив глаза.

Когда Чеботаревский ушел, я позвонил Дим-Димычу и рассказал обо всем.

— Значит, он принял тебя за Безродного?

— Ну да… На постановлении же была его подпись.

— Сейчас я к тебе поднимусь, — сказал Дим-Димыч и положил трубку.

"Знал бы бедняга Кирюха, — подумал я, — что о нем говорил Безродный, так тоже не забыл бы его по гроб жизни".

Дим-Димыч влетел в кабинет:

— Знаешь что? У меня мысль. Позвони Безродному в скажи так: многоуважаемый Геннадий Васильевич, мой начальник Курников придерживается вашего мнения, а я считаю своей ошибкой, что усомнился в виновности Чеботаревского… Нет, к черту! Не пойдет! Скажи лучше так: Чеботаревский только что признался, что переброшен румынской разведкой с бактериями летучего сана, который он готовился распространять с будущего года. Так лучше. Геннадий взовьется к потолку, как змий.