Читать «От Петра I до катастрофы 1917 г.» онлайн - страница 247

Исследователь истории декабристов М. Цейтлин так описывал Пестеля (книга «Декабристы»):

«Павел Иванович Пестель был полной противоположностью Муравьёва. Казалось, что у него нет сердца, что им владеет только разум и логика… У Пестеля не было любви к свободе, он неохотно допускал свободу печати и совсем не допускал никаких, даже открытых обществ. Им владела идея равенства, осуществляемого всемогущим и деспотическим государством… Разумеется, такую власть оно могло осуществить с помощью сильной тайной полиции».

То есть - мы видим очередного гуманитария-гильотинщика с «общечеловеческими ценностями».

С высоты нашего исторического положения трудно не увидеть похожесть декабристов и большевиков. Это отметил в своем исследовании «Черное Евангелие» Николай Былов:

«Русская Правда Пестеля, «Катехизис революционера» Нечаева, статьи Писарева, Чернышевского, Добролюбова, статьи Ленина - все это звенья единой идеологической линии, на дрожжах которых взошёл ленинизм и троцкизм». Предельная жестокость «великих» демократов и либералов Пестеля, Нечаева и Ленина склоняет к мрачным раздумьям.

Д. Мережковский очень сочувствовал декабристам и долго изучал их историю перед написанием своей работы на эту тему, но не мог не отметить жестокость и деспотизм П. И. Пестеля:

«угнетал он в полку офицеров и приказывал бить палками солдат за малейшие оплошности…».

Эта «петровская» сверхжестокость не только доставляла наслаждение Пестелю, но и была методом возбуждения недовольства у солдат властью, императором, ибо при этом декабристы ссылались на неукоснительное исполнение указов «сверху». Кстати, этот же приём применят в СССР некоторые «комиссары» - чекисты и партработники в 1936 году, и которых через год самих расстреляют, когда Сталин и его окружение поймут смысл первых «чисток».

Можно поставить вопрос: «А были ли у декабристов перед восстанием иностранные учителя?» - Были. И в этом месте я опять воспользуюсь советом исследователя истории из Израиля Якова Рабиновича: «В книге А. Солженицына «Двести лет вместе» проигнорированы исследования выдающегося историка Шимона Дубнова и его единомышленников», и загляну в мемуары этого знаменитого еврейского историка, в которых С (Ш). Дубнов утверждает, что его дед - авторитетный в то время раввин часто и без проблем пересекал «черту оседлости», преодолевал тысячи километров по России и часто посещал Петербург и Москву:

«От московской жизни моего деда сохранилось в нашей семье одно странное историческое предание. Однажды он сидел в комнате своей гостиницы (в Петербурге. - Р.К.), углубленный в изучение Талмуда и вдруг обернулся и увидел за спиною незнакомого русского офицера, который стоял и заглядывал в лежащий на столе талмудический фолиант. Офицер оказался Григорием Перетцем, известным декабристом, сыном петербургского откупщика Абрама Перетца, который некогда крестился вместе со всей своей семьёй. Он спросил деда, как толковать одно трудное место в Талмуде, и, получив требуемое объяснение, удалился».