Читать «Террористическая война в России 1878-1881 гг.» онлайн - страница 200

Роман Ключник

Не у цыган и нигде мировая гармония, если ты первый сам ее недостоин, злобен и горд и требуешь жизни даром, даже и не предполагая, что за нее надобно заплатить”. Это решение вопроса в поэме Пушкина (”Цыгане”) уже сильно подсказано. Еще яснее выражено оно в “Евгении Онегине”, поэме уже не фантастической, но осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй”.

И Ф. М. Достоевский не скрывал, что он пытался изо всех сил и силой своего таланта продолжить эту линию А. Пушкина, это дело А. Пушкина, и он не скрывал, что целенаправленно назвал свой знаменитый роман - “Бесы”, взяв эту идею у А. С. Пушкина из его одноименного стихотворения: “Бес благородный скуки тайной”.

И в своей повести “Записки из подполья” Ф. М. Достоевский попытался показать следующую стадию “прогресса” этого гордого праздного барчука Онегина-Алеко, который разозлился на окружающий Мир-общество, обиделся на него, наершился, и в этом состоянии покинул общество, отделился, отщепился, обособился в своём гордом недовольном и озлобленном мирке-сознании, в своём футляре, в своём коконе. И этот маленький люциферик - это не “лишний человек в обществе”, который в своём прогрессе якобы перерос отсталое российское общество, обогнал его, и отсталое общество его не поняло и отвергло, - как десятки лет объясняли и объясняют нашим школьникам и студентам старо-шаблонно учителя и профессора, нет - этот бездельник-бунтарь является добровольным отщепенцем-обособленцем. И этот исторический момент в истории России чутко уловил Ф. М. Достоевский:

Право, мне всё кажется, что у нас наступила какая-то эпоха всеобщего “обособления”. Все обособляются, уединяются, всякому хочется выдумать что-нибудь свое собственное, новое и неслыханное… Он проповедует новое, он прямо ставит идеал нового слова и нового человека. Он не знает ни европейской литературы, ни своей; он ничего не читал, да и не станет читать. Он не только не читал Пушкина и Тургенева, но, право, вряд ли читал и своих, т. е. Белинского и Добролюбова.

Он выводит новых героев и новых женщин, и вся новость их заключается в том, что они прямо делают свой десятый шаг, забыв о девяти первых, а потому вдруг очутываются в фальшивейшем положении, в каком только можно представить, и гибнут в назидание читателю…”.