Читать «Лжегерои русского флота» онлайн - страница 234

По свидетельству очевидцев, Шмидт, ознакомившись с письмом Доменики Гавриловны, якобы в гневе выкрикнул:

— Жену презираю, и она не имеет никаких прав на общественную поддержку, так как не брезговала даже доносами на мою политическую неблагонадёжность!

Несмотря на непроходящий интерес к Шмидту, до сегодняшнего дня никаких доносов жены на Шмидта никто так и не обнаружил. Да и были ли они на самом деле? Полуграмотная женщина, думается, не слишком-то разбиралась в политических течениях того времени, если только планы «друзей» мужа не носили слишком уж радикального характера. Тогда суть дела могла понять даже Доменика, а, поняв, не на шутку испугаться за будущее своё и своего сына. Если такие доносы всё же имели место на самом деле, значит, Шмидт ещё до 1903 года был очень тесно связан с некими революционными кругами в Одессе. С какими? Да с теми, кто его впоследствии и использовал!

Нам известна и строчка из письма Шмидта сестре Анне, написанного в период судебного процесса: «Я решительно протестую против признания меня больным!»

Небезынтересен доклад премьер-министра С. Витте Николаю Второму о психической ненормальности Шмидта, написанный в ходе судебного разбирательства: «Мне со всех сторон заявляют, что лейтенант Шмидт, приговорённый к смертной казни, психически больной человек, и что его преступные действия объясняются только его болезнью… Все заявления мне делаются с просьбой доложить обо всём вашему императорскому величеству…» На письме резолюция Николая Второго: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что если бы Шмидт был душевнобольным, то это было бы установлено судебной экспертизой». Поразительное свидетельство! Оказывается, царь вовсе не желал крови, а вполне допускал, что Шмидта надо освидетельствовать по медицинской части! Ещё более удивительно то, что никакой психической экспертизы произведено не было. Ни один из психиатров не согласился ехать в Очаков для освидетельствования Шмидта. Почему? Скорее всего потому, что за дело создания мифа о герое взялись эсеры, а с их боевиками шутки в то время, как известно, были плохи. Живой Шмидт был одесскому комитету теперь не только не нужен, а даже опасен. Зная психическое состояние Шмидта, от него можно было ожидать чего угодно. Шмидт своё дело сделал и теперь должен был уйти. Кроме того, уничтожив Шмидта руками властей, в дальнейшем можно было сколько угодно и как угодно эксплуатировать жертвенный подвиг «красного лейтенанта», что, как известно, и было сделано. Удивительно, но живой Шмидт теперь был не нужен никому, ни друзьям, ни врагам. Однако Пётр Шмидт всё-таки добился того, о чём мечтал всю свою жизнь, — о нём заговорил весь мир!

Из воспоминаний защитника Шмидта А. Александрова, члена партии эсеров: «…Начались будни процесса… Настроение повысилось лишь в тот момент, когда Врублевский (один из адвокатов Шмидта, поляк из Вильны) потребовал экспертизы. Такая постановка вопроса сильно взволновала Шмидта. Шмидт больше всего боялся, чтобы власти не обратили дело в акт неуравновешенного неврастеника, и он протестовал против экспертизы. Не помню, где-то я читал, что будто бы я поддерживал требование экспертизы. Я категорически это отрицаю, наоборот, в этом вопросе я резко расходился с Врублевским и считал его постановку защиты искусственной и недопустимой. Во всяком случае, без санкции Шмидта, человека во всех отношениях нормального, нельзя было ставить защиту на рельсы невменяемости Шмидта. Когда Шмидт услышал, что ставится вопрос об освидетельствовании его умственных способностей, он так взволновался, что пришлось сделать перерыв заседания».