Читать «Папин домашний суд» онлайн - страница 11

— Чего они хотели? — спросил папа.

— Избавиться от царя.

Мама побледнела.

— Я не хочу, чтобы мальчик слушал это.

— Что он может понять? — заметил сосед. Но я все-таки слушал. Мое любопытство было безграничным.

ДЯДЯ МЕНДЛ

Я испытывал зависть, когда ребята говорили о своих родственниках: «Дедушка дал мне Хануке гелт», «Бабушка подарила мне новую шапку», «Я ездил с дядей в Фалениц», «Тетя взяла меня с собой на бега». Я же общался только с близкими родственниками, самыми близкими. В Билгорае, в трех днях езды от Варшавы, родня была. Туда надо было ехать поездом до Рейовиц. Не ближе, в Томашове, жила Темерл, моя бабушка с отцовской стороны. Остальные родственники — кто где, в Галиции, Венгрии. Они казались мне нереальными, существовали только в семейных легендах, преданиях. Родная сестра вышла замуж и уехала в Бельгию.

Но историй, связанных с родственниками, было много.

Например, о дяде Мендле и тете Тойбе, сестре матери, на пять лет старше ее, которые жили в Горшкове, неподалеку от Ижбицы, очень скромно жили.

Хотя его отец, Ицхок из Горшкова, был богатым человеком, дядя Мендл оказался таким умным, таким упрямым, твердолобым, что верил, будто достаточно каждому довольствоваться самым насущным — и зло в мире значительно сократится. Он не считал, что гордость от этого пострадает. По его мнению, даже зять билгорайского раввина, ученый еврей, может таскать на своих плечах мешки с зерном, выгонять корову на луг и заниматься черной работой. Чтобы остаться честным, утверждал он, нужно ходить в рубище.

Невысокий, худой, с жидкой желтой бородкой, дядя Мендл держал свои знания при себе, полагая, что знания — это богатство, которое возвышает человека над другими. Возведя бедность в ранг святости, этот отпрыск богатой семьи жил почти в нищете.

Тетя Тойбе очень страдала от этого. К моменту свадьбы она, дочь билгорайского раввина, невеста сына реб Ицхока из Горшкова, была весьма уважаема в городе. Но из-за чудачеств мужа она скоро опустилась.

Кроме того, дядя Мендл имел предрасположенность к чахотке, которую он передал своим детям. Ею заболел старший сын. Ноте — возможно, разгоряченный, — выпил холодную воду.

Тете Тойбе оставалось только плакать. Заброшенная в маленьком Горшкове, достаточно наивная, она ограничила себя молитвой.

Однажды наша дверь отворилась, и вошел дядя Мендл с Ноте. Оба были хорошо одеты: это входило в правила дяди Мендла — для Субботы и поездок существовала праздничная одежда. Хватит того, что ходишь в отрепьях в Горшкове в будни. Дядя Мендл привез сына к доктору.

Этот незнакомый мне дядя внимательно оглядел меня и спросил:

— Ты учишься?

— Да.

— Ну, Торой сыт не будешь, — заметил он саркастически.

У него был острый язык коцкского хасида.

Папа радушно принял шурина, мама же была сердита на него, но не показывала этого. Ноте, высокий, широкоплечий, в новой модной одежде, с никелированными часами, выглядел завидным женихом.

— Что нового в Горшкове? — спросила мама.