Читать «Там, где хочешь» онлайн - страница 5

Познакомился он с ними, уже перебравшись в Бордо: девушку — на год старше и на все десять опытнее — звали Марго, приехала она из пригорода Бостона, учиться. К роману с русским аспирантом Марго отнеслась безответственно и, отправившись на недельку в Италию, наставила ему рога (подробно расписала в дневнике). Сдалась под напором страстного ragazzo. На то они и «рагаццо», чтобы рога наставлять.

Корто дневничок изучил, ломая глаза об американский сленг, и смолчал. Марго не знала, что русский аспирант способен на многое, если речь идет об отмщении. Знаменитую историю про котов он ей не рассказывал. Иначе не раскидывала бы она свои дневники.

9

Второе острое воспоминание юности — когда отец обнаружил ее рисунки. Марина рисовала на полях тетради, на черновиках — дома никто этому значения не придавал. Отец любил повторять: «На детях гениев природа отдыхает». Гением был он. Правда, непризнанным.

У него имелась даже персональная мастерская в Чебоксарах. Но имени он не сделал. Люто ненавидел Глазунова и Шилова; вообще, всем известным художникам дал прозвание «нежить». Нежитью номер один считался «прохиндей» Никас Сафронов, рисовавший президентов.

— А слабо ему Ельцина с собачьей головой изобразить? Слабо! Потому что нежить.

— Пап, ты просто завидуешь, — как-то не выдержала Марина. Противно наблюдать, как из человека злоба пузырится.

Чтоб он завидовал? Да ему по барабану, кто там что малюет!

Свои опыты Марина только маме показывала. Та говорила: «Мне нравится, но не вышло бы как в истории про бездарного артиста…» Марина бездарной себя не ощущала и все больше задумывалась о художественной школе.

А однажды она увлеклась мангой.

Поначалу перерисовывала из японского сборника комиксов миленьких персонажей с выразительными глазами на пол-лица, потом начала придумывать истории. Такую пачку листов и обнаружил отец.

Сперва он не понял, что это Маринино художество. Ей бы промолчать — может, и обошлось бы. Так ведь нет, сказала, гордость распирала — самой же нравилось.

Это воспоминание она не трогала. Оно лежало глубоко внутри: не видать, только тяжесть чувствуется. Листы отец изорвал так, что склеивать было глупо.

10

Марина сидела на каменной скамейке парка Со, одна. Зачем она пришла сюда? Ностальгии пока не появилось, и «маленькой России» не хотелось. Хотелось в чужом мире пожить, наудивляться.

Солнце было незлое, почти осеннее. Марина подставила ему лицо, думала о чем-то. Вдруг вспомнила, что забыла на лужайке шейный платок. Побрела назад.

Какой-то парнишка протянул ей стаканчик — все с тем же вином. Посидеть пять минут на траве для приличия и — домой. «Дома» странная диспозиция: два «брата-акробата», актер и фотограф. Актер красив, как ангел, работы нет, есть девушка, певица, — иногда остается ночевать. Фотограф тоже ничего, но водит то одну, то другую. Марину поселили в шестиметровой детской, больше похожей на чулан. Она ныряет в кровать и выключает свет, когда в ночи звякает ключ в замке: фотограф наверняка с кралей, лучше сделать вид, что сон свалил. Приятель Анькиного отца попросил фотографа приютить Марину, пока она жилье не найдет, и тот сделал доброе дело, так что нечего «отсвечивать».