Читать «1937. Трагедия Красной Армии» онлайн - страница 6

Заслуживает внимания высокопрофессионально написанная монография члена-корреспондента РАН В.А. Куманева «30-е годы в судьбах отечественной интеллигенции» (М., 1991). На основе привлечения и глубокого анализа не вводившихся ранее в научный оборот архивных документов: автор сумел нарисовать впечатляющую картину трагического, по сути, положения отечественной интеллигенции в годы массового террора. Что касается судеб военной интеллигенции, то они рассматриваются здесь лишь попутно и в самом общем плане.

В 1992 г. появилась монография О.В. Хлевнюка «1937-й: Сталин, НКВД и советское общество». Введя в научный оборот ряд ценных материалов из недоступных ранее фондов Политбюро ЦК ВКП (б), автор гораздо более подробно описывает подготовку провозгласившего официальный курс на расширение масштабов и ужесточение репрессий февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП (б), анализирует отношение советского общества к репрессиям, показывает зачатки сопротивления им. Вообще, это одна из первых монографий российских авторов, специально посвященных страшному тридцать седьмому году. Естественно, что исходя из темы своего исследования О.В. Хлевнюк армейских сюжетов почти не касается. Более того, он заявляет: «Мы пока не знаем, какие настроения существовали тогда в армии или, скажем, в НКВД»¹².

Из новейших изданий необходимо назвать книги Н.М. Якупова «Трагедия полководцев» (М., 1992), В.А. Бобренева и В.Б. Рязанцева «Палачи и жертвы» (М., 1993), Н.Г. Павленко «Была война» (М., 1994) и еще одну книгу О.В. Хлевнюка «Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы» (М., 1996).

Специфическим источником являются записки, мемуары, исследовательские работы непосредственных участников – организаторов и исполнителей массового террора в СССР в 1937–1938 гг. Таких публикаций немного, и их и не могло быть много. Хотя бы даже потому, что палачи обычно воспоминаний о своей «работе» писать не любят. А если и пишут, то неизбежно стараются прежде всего как-то обелить себя. Но даже то немногое, что дошло до нас, – бесценное для историка свидетельство непосредственного участника событий, которое иногда невозможно заменить и в полной мере компенсировать даже всею совокупностью служебных документов. В своей знаменитой истории Французской революции Томас Карлейль очень мудро заметил о книге бывшего присяжного Революционного трибунала во время якобинского террора: «Книга, полная лжи, но с крупицами правды, которых нигде более не найдешь»¹³.

На мой взгляд, в какой-то мере эту оценку маститого историка допустимо применить к мемуарам Н.С. Хрущева¹⁴. О незаурядности этих записей говорит уже то, что Брежнев и компания долго и тщательно скрывали их от советского читателя. А в этих мемуарах, по моему мнению, Хрущев оказался выше самого себя. В основном они искренни, вызывают доверие и для человека того времени мужественны. (Хотя он, конечно же, «скромно» умалчивает о своей корчевательной работе.) В них содержится немало редкостных свидетельств, уникальных наблюдений, помогающих более полно ощутить атмосферу того и героического по-своему, и трагического времени, детали беспощадной расправы с некоторыми советскими военачальниками.