Читать «Малина Смородина» онлайн - страница 98

Вера Александровна Колочкова

– Зачем ты… Зачем… порвал… – с трудом удалось вытолкнуть из груди хриплое, перемежаемое короткими вздохами-всхлипами. – Он же… Нельзя было… А ты… Зачем?!

– Ну, порвал, и подумаешь! Да он еще сколько хочешь тебе намалюет! Чего ты так пере полошилась-то?

– Пере… полошилась?! – с ужасом глянула она на него. – Ты считаешь, по этому поводу можно всего лишь… переполошиться?

Собственное удивление, казалось, было осязаемым и очень горьким на вкус. С трудом сглотнув в себя эту горечь, она помотала головой, передернулась в короткой лихорадке. И вдруг… Будто лопнуло что-то внутри, исходя паром давешнего тяжкого напряжения. И дрожь из тела ушла, и в голове образовалась такая звонкая ясность, что даже дыхание перехватило. И решение пришло – мгновенное. Да, другого решения и быть не может…

Подскочив из кресла, она сосредоточенно огляделась вокруг, будто искала чего. Павел тоже поднялся с корточек, смотрел на нее испуганно и удивленно. Потом, спохватившись, властно усадил обратно, пробурчав сердито:

– Да успокойся же ты, ну… Ничего особенного не случилось, жизнь продолжается. Хочешь, валерьянки принесу? Хотя черт его знает, есть ли она в доме, валерьянка эта…

– Нет… Нет, Павел. Не надо никакой валерьянки. Просто… Я не буду здесь жить. Я не буду здесь жить – с тобой. Я не смогу жить – во всем этом! Я уйду прямо сейчас, ладно?

– Не понял… Как это – уйдешь? Куда – уйдешь? Ты что говоришь, Малина?

– Я не смогу больше здесь оставаться, прости.

– Но почему?!

Она неловко пожала плечами, отвернув лицо в сторону. Напряглась, собираясь с силами, чтобы, не дай бог, не расплакаться. Какие уж тут могут быть слезы, когда принято решение, окончательное и бесповоротное? При чем тут слезы?

– Погоди… Погоди, Малина…

Он снова присел перед ней на корточки, неловко вытянул шею, пытаясь поймать ее взгляд. Заговорил тихо, ласково, но в то же время довольно жестко:

– Послушай… Послушай меня сейчас внимательно. Милая моя, ты думаешь, я ничего не услышал, не понял из того, что ты мне за обедом толковала? Про твой не до конца осознанный протест, про эту твою природную… фу, черт, забыл, как эта хрень называется… внутреннюю божественную состоятельность? Да все я прекрасно понял, дорогая моя! И все услышал! Я тебе даже больше скажу – именно этой своей природой ты меня к себе и притянула. Ты вот такая и есть, с этой… как ее… божественной состоятельностью. Просто… Не я эту жизнь придумал, в которой жить приходится. Она всегда будет такой, алчной и богатства страждущей. И детей своих надо в эту жизнь за собой тащить, и с этим тоже ничего не поделаешь!

– Ну почему же… Почему же ничего не поделаешь… – проговорила она так тихо, будто сама с собой разговаривала, – почему же… Все равно когда-то и кому-то… с чего-то надо начинать…

– Да. Надо. Конечно же надо, я согласен. Только почему… именно я должен начинать, причем с судьбы своего сына?

– Да, Павел, ты прав. Ты ничего никому не должен. Пусти меня, я пойду…

– Не пущу. Я тебе еще не сказал, что люблю тебя…

– Пусти! Да пусти же!