Читать «О чём поют воды Салгира» онлайн - страница 8
Ирина Николаевна Кнорринг
Мамочка не понимает, что у тринадцатилетней девочки может быть страшное, тяжелое горе — потеря родины. Но я готова перенести ещё какие угодно страдания, лишь бы удалось спасти Россию.
Запись от 14 / 27 января 1920 г
Море — как гордо и прекрасно звучит это слово! Сегодня мы ходили на мол, до самого маяка. Оно спокойно, ласково-нежно, отливает миллионами цветов. Оно влечет меня неведомой силой. Отъезжал пароход в Батум с беженцами из России (билет — 35 тысяч). Как им, должно быть, горько покидать Россию! Мне было их жаль. Рядом в комнате — сыпной тиф. Я не боюсь, мы сделали в Ростове три прививки. Настроение неопределенное. Вся жизнь неопределенная. Сегодня здесь, завтра в Батуме. Сегодня радуемся, завтра плачем, а может, через месяц нас большевики перевешают.
Запись от 14 / 27 января 1920 г
Небывалая для Туапсе погода. Снег и мороз. В гимназии нет занятий, уж очень холодно. Было три урока по пять минут, и нас отпустили. Расскажу кое-что о нашей жизни. Спим на классных досках, положенных на парты. Под простыню подкладываем шубы. Взбираться на наше ложе можно только со стороны столов, но не скамеек.
Около восьми часов встаём. Папа-Коля идёт на базар. Мамочка варит на примусе кофе. Я обыкновенно не дожидаюсь его и иду в гимназию, которая очень близко. Прихожу в половине первого. Начинаем с Мамочкой на примусе варить обед. Папа-Коля или бывает дома, или на заседаниях, больше для препровождения времени. Часа в два-три — обед. На первое у нас варёная картошка. Тарелок у нас нет. Нам здесь дали сковороду, кастрюлю и вилку; едим прямо со сковородки. На второе пшённая каша.
Я обыкновенно раскладываю пасьянс или пишу дневник. Уроков учить не могу — нет книг. Потом чай. Стаканов у нас нет. Мы купили одну эмалированную кружку. И две жестяных банки из-под консервов с припаянными ручками. Из них пьём. Чайника у нас нет. Завариваем чай в специальной ложке. Ложек у нас две.
Наше обычное питание: сало, каша и картошка. Воду для умывания и для чая Папа-Коля тащит из колодца. Умываться подаём друг другу той же знаменитой кружкой над лоханкой, тут же в классе, и разводим сырость. Комнату у нас ни разу не топили. Холод, сырость — невероятные. Спать довольно жестко и холодно, ноги болтаются на воздухе, но это ничего. Спать ложимся в девять часов.
Класс у нас малюсенький, живут в нём пять человек, теснота невероятная. Обувь у нас рваная, одежда тоже, белья совсем почти нет, а что есть — одни лохмотья. Папа-Коля такой ободранный ходит! У нас с собой только шубы. Из верхнего платья только что на нас, тоже тёплое. Сейчас это хорошо, но когда потеплеет, что мы будем делать? Вот она жизнь русского интеллигента.
Запись от 18 / 31 января 1920 г
Мы попались в мышеловку: с севера наступают красные, с юга зелёные. Они недавно взяли Сочи, теперь очередь за Туапсе.
Изгнанники
