Читать «О чём поют воды Салгира» онлайн - страница 12

С Олейниковым случилось несчастье: нога попала в рулевую цепь и ему, наверно, разломало кость. Его отвезли в больницу. Слезли мы на мол и не знаем, что дальше делать. А так холодно, ветер. Мы с Мамочкой пошли на базар. Идем, вдруг слышу — кто-то кричит: «Ира!», смотрю — Люба Ретивова. Она тоже беженствует и приехала в Керчь из Новороссийска. Живет в лазарете, дала свой адрес.

Поздно вечером началась грузка парохода. Ставропольский дивизион начал грабёж. Мы счастливо отделались — у нас ничего не пропало. Владимирский выхлопотал для нас с Мамочкой ночлег у инспектора народных училищ, так что мы спали по-человечески, а не по-беженски, в порту.

Здесь встретили Гутовских с Чайковской-10. Они тоже приехали из Туапсе. Привели нас к своим знакомым, у которых остановились и сами. Это дом художника Чернецова. Все стены и двери у него завешены картинами. Есть превосходные работы.

Вчера были в Музее древностей, в кургане и в греческом склепе. Видели интересные могильники и памятники с трогательными надписями, великолепные вазы, сделанные за несколько веков до Рождества Христова, и много интересных древностей.

Завтра утром мы едем в Симферополь. Риск благородное дело, а беженцам только и остаётся рисковать.

Где-то ещё придётся встретить Пасху. Мне так хотелось говеть и теперь. Сегодня Вербное воскресение.

Над морем

Посвящается беженке Любе Ретивовой

Мы молча бродили над морем, Смотрели в туманную даль. Одним мы томилися горем, Одну мы знавали печаль. Пред нами, на ровном просторе, Куда-то неслись корабли. Смеялось волшебное море И чайки кружились вдали. Нам вспомнились горы иные, Когда мы встречались с тобой. Мы видели сны золотые И жили весенней мечтой. И вот — где мы встретились снова, Окутаны смертной тоской, — Далёко от края родного, Над мутной морскою волной. Мы долго с тобой вспоминали О том, что минуло давно. Два розные сердца страдали, Но горе их слило в одно. Мы жили одним лишь желаньем, Дышали незримой мечтой… Мы связаны были страданьем, Родимою грешной землей. Мы молча бродили над морем, Смотрели в туманную даль, Одним мы томилися горем, Одну мы знавали печаль.

8 — IV — 1920

Запись от 29 марта / 11 апреля 1920 г. Симферополь

Я не буду подробно описывать эту поездку. Это была самая обыкновенная езда теперешнего времени. Ехали конечно, в теплушке, человек сорок, большей частью военные. И разговоры все были военные, только настроение далеко не военное. Это были такие тыловые прощелыги, каких теперь, к сожалению, очень много. С нами было несколько сыпнотифозных. В одном углу лежал и метался в бреду совсем молодой офицер, он бредил. И было страшно слушать его бред. Из другой половины теплушки тоже раздавались стоны и дикие бессвязные слова.