Читать «Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2» онлайн - страница 5

Я увидел, как она слегка покраснела, потом откинула волосы на спину, чтобы скрыть свое смущение.

— Дурак! Я же даже еще ничего не сыграла.

— Ты все равно великолепна.

— Цыц!

Она взяла аккорд, дала ему утихнуть и негромко заиграла мелодию. В такт мелодии зазвучало вступление к песне. Меня удивило, что она выбрала такое традиционное начало. Удивило и порадовало. Старые пути всегда самые лучшие.

Послушайте скорбную песню мою, Я вам о последнем герое спою, Про то, как спустилась коварная мгла, Про славного Ланре былые дела. Немногим такая отвага дана — Потеряно всё, жизнь, и честь, и жена, Но он непреклонно преследовал цель, Пошел против всех — и был предан в конце.

(Стихи в переводе Вадима Ингвалла Барановского)

Поначалу у меня захватило дух от ее голоса, потом — от ее музыки.

Но после первых десяти строк я был ошеломлен совсем по другой причине. Она пела о падении Мир Тариниэля. О предательстве Ланре. Это была та самая история, что я слышал от Скарпи в Тарбеане.

Но версия Денны была иной. В ее песне Ланре сделался трагической личностью, оклеветанным героем. Речи Селитоса оказались жестоки и безжалостны, Мир Тариниэль стал муравейником, не заслуживающим ничего, кроме очистительного пламени. Ланре был не предатель, но павший герой.

Многое зависит от того, на чем ты остановишься. Ее песня кончалась на том моменте, когда Селитос проклял Ланре. Это был идеальный конец для трагедии. В ее истории Ланре был оболган, не понят. А Селитос стал тираном, чудовищным безумцем, который сам вырвал себе глаз от ярости, что Ланре сумел его провести. Все это было ужасно, мучительно несправедливо.

И все же, несмотря на это, в песне были проблески красоты. Аккорды удачно подобраны. Слова красивые и запоминающиеся. Песня была очень свежа, и, хотя в ней хватало шероховатостей, я все же чувствовал ее очертания. Я видел, чем она может стать. Да, она будет влиять на умы. Люди будут петь ее и сто лет спустя.

Да вы ее, наверно, слышали. Ее почти все слышали. В конце концов она дала ей название «Песнь о семи печалях». Да-да. Ее сложила Денна, и я был первым, кто слышал ее целиком, с начала до конца.

Когда последние ноты растаяли в воздухе, Денна опустила руки, не желая встречаться со мной глазами.

Я сидел на траве, молча и неподвижно.

Вам это, должно быть, непонятно, — я объясню вам то, что знает всякий музыкант. Когда поешь новую песню — всегда нервничаешь. Нет, более того. Спеть новую песню — это серьезное испытание. Это все равно как впервые раздеться перед новой возлюбленной. Это деликатный момент.

Надо было что-нибудь сказать. Сделать комплимент. Высказать мнение. Пошутить. Соврать что-нибудь. Все, что угодно, только не молчать.

Но я не был бы так ошеломлен, даже если бы она написала гимн, восхваляющий герцога Гибеи. Это потрясение было чересчур велико для меня. Я чувствовал себя свежевыскобленным пергаментом, как будто каждая нота ее песни была ударом ножа, соскребающим слово за словом, пока я не остался пустым и бессловесным.