Читать «Террор на пороге» онлайн - страница 29

В телесериалах и кинобоевиках он не расставался с мощным отрицательным обаянием. Словно автоматом Калашникова приканчивал им людские надежды и судьбы. Его заодно и Киллером тоже прозвали. Но в смысле психологическом…

И все же, зная о его прозвищах, я на целый сезон позвал Киллера и Собакевича в свой театр. Который, как диагностировала критика, тяжко недомогал… Приглашая кинокумира, я прибегал к лекарству, вызывающему много «побочных явлений», но, как надеялся, и к спасительному. В конце концов, я приглашал талант, а не характер! Точней сказать, не приглашал, а перекупал. Футболистов и хоккеистов перекупают за суммы семизначные в долларовом исчислении. Я же предлагал сумму неконвертируемую и всего-то с пятью нулями. Однако она превосходила в тот год его киношные перспективы.

Талант со мной торговался, а я, картинно хватаясь за голову, уступал. Договор он перечитывал и подписывал с алчным дрожанием рук.

Кинозрители и фанаты телеэкранов были им заворожены… Среди коллег о его нраве ходили пугающие легенды, кои, увы, легендами вовсе не были. Но не одними же его и своими коллегами я собирался заполнять зрительный зал!

Он был человеком без возраста: ему можно было дать тридцать пять, но и пятьдесят восемь — то и другое, как ни удивительно, не имело значения. Непроходимая каштановая шевелюра будто опиралась на седые виски. Поговаривали, что именно в этих каштановых зарослях, как в бороде Черномора, и таилась сила, наповал сражавшая киноманов. Нечто демоническое угадывалось и в резких, отточенных чертах лица, а глаза источали либо насмешливость, либо высокомерие. Фамилия была созвучна его манерам и казалась псевдонимно выразительной: Наскоков.

В повседневности отрицательность оставалась при нем, а мощное обаяние исчезало: он уже не был тем прицельным обаянием вооружен — и, оставаясь Собакевичем, Киллером быть переставал.

Я предупредил, что, коли наша труппа не желает стать трупом, дурной нрав» гостя придется перетерпеть.

Для возрождения моего занемогшего театра необходима была сенсация. Ее подсказала зарубежная пьеса, главную роль в которой я и предложил Киллеру. Его появление в театре должно было обернуться ошеломляющей неожиданностью. Прежде всего потому, что кинокумир впервые оказывался на сцене. К тому же ведущий персонаж пьесы, олицетворяющий милосердие и добропорядочность, по воле драматурга был религиозным евреем. Зрителям, до которых тоже добрались слухи о шовинистических воззрениях актера, предстояло увидеть и услышать, как он деяниями своими восславляет иудейскую сострадательность и ее готовность даже иноверцам протягивать руку спасения.

Слухам доверяют охотней, чем фактам, — по этой причине зрители не склонны будут догадываться, что у их кумира никаких прочных воззрений и убеждений нет, а есть подталкиваемая характером привычка поддерживать все, что принято считать негативным. Может, он, не задумываясь, подстраивался под свое отрицательное актерское обаяние?.. Однако за ту зарплату, которую я «уступил», он, также не чересчур призадумавшись, согласился поискать в себе обаяние противоположное.