Читать «Вынужденная оборона» онлайн - страница 17

Ведь Бэль, с ее бессознательным эгоизмом, всегда тут же подводила свой личный итог счастью и несчастью других.

Нет, решительно что-то мешало ей с момента возвращения быть самой собой. Но что! Уверенность ли в том, что именно Ноэля она встретила накануне вечером? Страх ли, что какое-нибудь неосторожное слово позволит мужу открыть интрижку, завязанную ею с убитым?

Ноэль, весь охваченный желанием уличить Бэль, обидевшийся на нее вначале за то, что она удержала Рэнэ на ужин, теперь радовался, что благодаря постороннему человеку их разговор с глазу на глаз откладывается. Наедине с ней у него, может быть, вырвались бы непоправимые слова, жесты.

Когда Рэнэ ушла, он сложил кисти и завесил неоконченный холст, все время искоса наблюдая за женой. А та сновала взад и вперед и время от времени бросала ему словечко, на которое он отвечал односложно:

— Щипчики не видел?

— Нет.

— Передай мне графин, воды налью.

— Сейчас.

Когда она раздевалась за ширмой, и он был уверен, что она не может встретить его взгляда, он осмелел:

— Так что, не слишком сожалеешь о твоем дружке Вейле?

Тщетная попытка. Молчание было излюбленным оружием Бэль и эффективность его была ей досконально известна.

— Может, тебе надо бы траур надеть?

На сей раз Бэль заговорила. Но лишь для того, чтобы позвать Ванду, как если бы кошка была единственным здесь благоразумным существом, с которым можно разговаривать:

— Иди сюда, сокровище мое… Иди к маме. Вот сюда ложись! — Пауза. — Снова у твоего хозяина нелепый приступ ревности.

Этот нежный, звучащий чуть по-матерински, голос не произвел на Ноэля обычно производимого успокоительного эффекта. Мельком увиденная в парке на авеню Семирамиды хрупкая фигурка не покидала его мысли.

— Я-то вот его не спрашиваю, что он делал с Рэнэ, когда меня не было.

Ноэль продолжал неуклюже настаивать:

— Не станешь же ты отрицать, что он тебе нравился?

Бэль в белой ночной рубашке вышла из-за ширмы. Она походила на одну из воспитанниц соседнего интерната, словно ошибившуюся дортуаром. Возлежавшая у нее на руках Ванда смахивала на большую черную муфту.

— О ком это ты?

— О Вейле!

Она остановилась и нахмурила брови. Когда надо, ее лицо умело становиться жестким:

— Умоляю тебя, прекрати говорить о Вейле! Я устала, хочу спать.

Ноэль испытал приступ еле сдерживаемого гнева. Растянулся на кровати в пижаме, подложив руки под затылок, укрылся одеялом и повернулся на бок, твердо решив, что рта не раскроет, даже если в доме вспыхнет пожар. Такие капризы, в коих он иногда часами и абсолютно против желания замыкался, были местью, местью слабого. Но невозмутимое спокойствие Бэль, ее врожденное плутовство, манера, с которой она легко выпутывалась их самых сложных обстоятельств, сводили на нет самые пылкие обвинительные речи и не оставляли ему иного выбора, как прибегать к грубости, вспыльчивости или горькому презрению.

Ноэль желал услышать: «Не хочешь меня поцеловать?», направленное на примирение, щадя при этом его мужское самолюбие, или певучее «Спокойной ночи!», означающее «Вот видишь, я-то на тебя не сержусь!» Обычно он отвечал «Нет!» в первом случае и полным молчанием во втором.