Читать «За год до победы: Авантюрист из «Комсомолки»» онлайн - страница 39

– Пока на диване, – смущенно покашлял в кулак Данилевский, – извини, другого нет. И общежития в «Комсомолке» нет. Потерпи чуток.

– Ладно, – поразмыслив, произнес Пургин.

– Мы тебе жилье дадим, обязательно дадим. Я обещаю!

– Ничего, я привык жить в полевых условиях – спать на песке, под голову подкладывать камень, накрываться бурьяном.

– Бурьяном – это уж слишком, – передернул плечами Данилевский, представив себе тело в бурьяне. Бурьяном обычно закидывали убитых. – Фу!

– Приходилось закапываться и в бурьян, – подтвердил Пургин, – такое было. В августе в пустыне выпадают лютые ночи – все тянешь на себя, лишь бы согреться.

– Да-да, ты же – пограничник, – рассеянно покивал Данилевский, поглядел на часы: вот-вот должна была прийти полоса на матрицирование. – Осталось еще пара формальностей – ты должен написать заявление, я переговорю с главным редактором, – он подошел к дивану, ткнул в него кулаком, произнес каким-то удивленным тоном, словно видел диван в первый раз: – мягкий! Я вот подпишу номер, освобожу помещение… и ты можешь занимать диван.

– Спасибо! – скромно поблагодарил Пургин.

На следующий день он был зачислен в штат «Комсомолки». С трехмесячным испытательным сроком.

…Две недели Пургин и Коряга не выходили из своего убежища – запасы еды у них имелись, вода исправно лилась из крана, чаю запасли десять пачек, мешок картошки стоял у двери, были еще макароны, говяжья тушенка, твердая «долгоиграющая» колбаса, способная храниться до небесного пришествия, портвейн и несколько бутылок армянского трехзвездочного коньяка украшали хрустальные полки домашнего буфета, хуже было с хлебом, но Попов наловчился решать и эту проблему: нахлобучив на нос барашковую кепку с огромным козырьком и опасливо позыркивая глазами из притеми, по вечерам бегал в булочную, приносил батоны и черный теплый хлеб – Коряга умудрялся всякий раз попадать к завозу; когда кончился сахар, он притащил из булочной два больших кулька песка. Пургин на улицу не вышел ни разу, единственное, что он себе позволял – постоять немного у форточки, подышать воздухом, ловя взглядом далекие слепые звезды и смаргивая с ресниц невольные слезы.

Ох как хотелось ему в эти минуты на волю – ведь от того, что он в плаще с поднятым воротником прошел бы по улице, ничего не изменилось бы, никто его не узнал, и мир бы не перевернулся, не рухнул, а почувствовал бы он себя свободнее, – но он не позволял себе давать слабину: понимал, что как минимум месяц надо выдержать подпольный карантин. И ни на минуту не выпускать себя из рук.

Железный зимний ветер иногда дул ему в лицо – у Пургина было хорошее чутье, он понимал, что его ищут, в родном проулке вдоль всего асфальта, возможно, уже длинную траншею вырыли, проверили землю и развели руки в стороны: нету! – И Пургин тихо, в себя, усмехался, щурил глаза, словно бы хотел заглянуть в прорезь прицела и нащупать мишень, потом, стараясь отвлечься, находил себе какое-нибудь дело.

Коряга пробовал мусорить в квартире – бросал бумажки, корки на пол, забывал вытереть стол, и Пургин все это делал за него, он понимал, что нельзя опускаться: сегодня не вытрешь грязный стол, завтра завшивеешь, а послезавтра заболеешь тифом. Коряга несколько раз натыкался на жесткий серый взгляд Пургина и невольно отмечал – ну и глаза у этого парня! И как это он со своей компанией хотел поколотить его? Ну ладно обезьяна Пестик, у него, кроме мышц и кишок, ничего нет, но сам-то Коряга был не дурак!