Читать «За год до победы: Авантюрист из «Комсомолки»» онлайн - страница 16

Конечно, странный старик этот Арнольд Сергеевич – старается показаться сложнее и умнее, чем есть на самом деле, доступнее, но сокрыто в нем что-то такое, что никто никогда не узнает – тем более Пургин – старик в эти уголки не даст заглянуть никому, а раз не даст, то, возможно, и тайна его не будет открыта.

Что-что, а это Валю Пургина не огорчало.

Деньги он тратил экономно, с расчетом, так, что даже мать не почувствовала.

Единственное, что ей бросилось в глаза, – это появление новых коньков-дутышей, мертво приклепанных к роскошным кожаным ботинкам, Валя не успел их спрятать, да и спрятать было мудрено – от ботиночной кожи шел такой вкусный запах, что по духу этому их можно было найти где угодно.

– Что это? – Мать рассеянно взяла в руки один ботинок, близоруко щурясь, оглядела лезвие конька. Поскребла по нему ногтем.

– Коньки, – сказал Валентин.

– Я понимаю. Где взял?

– Дали на время. Приятель. Ты его не знаешь.

– Новые коньки? – усомнилась мать. – Я понимаю – старые бы…

– Друг потому и зовется другом, что он готов отдать не только то, что ему не нужно, а то, что ему позарез, по горло нужно.

– Мудрено говоришь, Валя!

– Мам, да этому ты меня выучила – ты-ы… Чего же тут мудреного?

Мать что-то проворчала, лицо ее довольно расплылось, сделалось плоским, и Пургин понял, в чем дело: мать сегодня выпила. От нее пахло кагором. Мать любила это старое монастырское вино, считавшееся целебным – душистое, сладкое, но из всех кагоров покупала только крымский – черный, как деготь, тягучий, искристый.

– Как зовут твоего дружка, я хоть знаю?

– Я же сказал – не знаешь.

– А зовут как?

– Толя. Анатолий Попов.

– Нет, не знаю, – вздохнула мать и опустила на колени тяжелые руки, – дружки какие-то у тебя новые…

– Какие, мам?

– Плохие, – не выдержала она.

– Чем же плох, например, Толя Попов, которого ты совсем не знаешь?

– Да тем, что отдал тебе совершено новые коньки. Никакой нормальный дружок за просто так, за здорово живешь, не даст тебе новых коньков. Если даст, то только старые, дырявые и ржавые.

– Сейчас, мама, поменялись все ценности, – сдерживая себя, тихо сказал Пургин, – все стало другим.

– Мудрено говоришь, Валь. Не зашли ль у тебя шарики за ролики? Больно ученый…

– Разве это плохо?

– Да ты выглядишь старше, чем есть на самом деле, – старше самого себя.

– Мама, это – моя проблема. Я уже перешагнул возраст детской опеки.

На глазах матери показалась слезы, она горестно качнула головой:

– Эх, Валя, Валя…

– Не надо мама, – Пургину стало жалко мать, виски обжало, в них заплескался теплый жидкий звон, – не надо, пожалуйста!

– Боюсь я за тебя, Валь. Время надвигается худое.

– Какое худое? Мы успешно строим социализм, потом будем строить коммунизм, народ поет, он сыт, обут, одет. Чем же время плохое?

– Ничего-то ты не понимаешь, – мать вздохнула, – ничего-то ты не видишь.

Через неделю к Пургину заявился Коряга, улыбаясь, встал в двери.

– Тебя хочет видеть Арнольд Сергеевич. Приоденься – я подозреваю, будет хороший обед.