Читать «За год до победы: Авантюрист из «Комсомолки»» онлайн - страница 140

Не удержался от фразы:

– Хор-рош гусь.

– Товарищ гусь, – поправил Данилевский.

– В номер! – скомандовал главный и крякнул вторично. – И чтоб сопроводиловочка была не хуже фото!

– Сам сочиню, – пообещал Данилевский.

Текст он сочинил короткий – строк восемьдесят, чуть побольше обычной информашки, но столько тепла вложил в него, какое можно себе позволить по отношению к коллеге, нежности, сердечного щемления, что даже сам удивился: неужели это он написал?

Некоторое время сидел над текстом, держась за голову в добром изумлении – есть еще порох в пороховницах, не весь изожжен в перепалках, подмахнул широким росчерком, потом помчался к главному – пусть подмахнет и он.

Газета вышла в воскресный день, из киосков исчезла быстро – народ, собравшийся отдохнуть, берет газетные киоски в такие дни штурмом – газета если не на чтиво, то на завертку сгодится обязательно, либо на корм костру, когда не захотят гореть сырые ветки, пойдет, – исправно попала она и по адресам, в почтовые ящики подписчиков; многие в тот день обратили внимание на портрет героя, напечатанный на первой полосе. Пургин же воскресного номера не видел, это издавна, еще с «Русского слова» и «Биржевых ведомостей», повелось – находясь в отпуске, журналисты родных газет не читают принципиально: Пургин не был исключением из правил.

Да если бы и прочитал, то вряд ли бы стал что-то делать, суетиться и что-либо предпринимать – выругался бы, конечно, в сердцах, послушал бы собственное, часто заколотившееся сердце и, не уловив в его стуке трещин и тоскливого холода, успокоился бы. Ведь теперь ему сам черт не брат и ангел не родственник, он выше и тех и других, он теперь не просто небожитель, он больше, чем обычный небожитель, вот ведь штука какая!

Но даже если бы он прочитал газету со славословиями Серого, то вряд ли бы вспомнил одного из топтунов, ходивших за ним в тридцать шестом году по пятам. Топтунов тогда он засек троих – молодого невзрачного парня, окропляющего асфальт соплями – от вечного пребывания на улице он простыл до самого нутра, у него даже кости сочились соплями, этот малый стал хроником, носатого армянина и чистенького, дворянского вида старичка в немодной, заношенной до седины шляпе, при галстуке, – непременная принадлежность интеллигента, – пришпиленном к рубашке заколкой. Чем-то тот старичок напоминал Пургину Топаза Топазовича, был он тих, несуетлив и чем-то очень противен, как, наверное, бывает противен всякий топтун-наблюдатель, а этот – особенно. «На пенсии, наверное, находится, – решил тогда Пургин, – а в свободное время прирабатывает».