Читать «За год до победы: Авантюрист из «Комсомолки»» онлайн - страница 126

Валерий Дмитриевич Поволяев

– Наконец-то! – встретил его укоризненным шепотом Коряга. Он с поры первой «лежки», похоже, продолжал говорить шепотом, и следил даже за собственной тенью, пытаясь предугадать все ее движения, хотя, замечая Моську, Коряга часто не замечал слона, как, например, только что не заметил во дворе Пургина.

– Чего так долго? Где застрял?

– Было дело, – уклончиво ответил Пургин. – Понаблюдал малость, нет ли чего подозрительного.

– Водка чуть не прокисла, – пробурчал Коряга, – плесневеть, по-моему, начала.

Сели за стол. Выпили. Закусили. Пургин обратил внимание, что Коряга внешне стал меняться, он как-то постарел – не возмужал, а постарел: около рта, подле углов, появились мелкие унылые складки – не по одной, а целых три штуки: три штуки с одной стороны, три – с другой, рот стал широким, будто у налима, и видать, Коряга на ширину своего рта уже обратил внимание, чуть что – и он ловко прикусывал его зубами: то с одной стороны хватал, то с другой – Коряга старался зажать себе рот, сделать его поменьше, поскромнее, что ли. Глаза от непутевой жизни у Коряги выцвели, сделались маленькими, мелкими и начали слезиться, как у старика.

– Я тут на работу устроился, очень выгодную…

– Ну! – не поверил Пургин, почувствовал, как внутри у него вспухает колючий мыльный пузырек, начинает сочиться противным холодом: раз Коряга устроился на работу, значит – официально отметился в книге, проверяемой милицией, а раз отметился – то засветился. Если не сегодня, то завтра энкаведешники-гепеушники обязательно нагрянут. – Ты что, – пробормотал он сдавленно, – спятил?

– Да не боись ты, я не по своим документам – по братовым. У него гражданские документы все равно без дела валяются – пользуется-то он своими, со звездочкой, военными.

Вспухший пузырек лопнул, обдал холодными уколами, причинил несколько неприятных минут, и Пургин поспокойнел.

– Очень фартовая работа, – продолжил Коряга, – ночным дежурным на хлебофабрике, через два дня на третий, по двенадцать часов, от восьми до восьми. Зато хлеб в доме всегда свежий и сколько хочешь.

Пургин только сейчас обратил внимание, что стол у Коряги завален хлебом, самым разным – тут было несколько сдоб, присыпанных ореховой крошкой, витые халы, половинка сметано-пышного саратовского каравая, черный, хорошо пропеченный хлеб – целое богатство.

– Ну как? – спросил Коряга довольно.

– Дивизию можно накормить. Зачерствеет!

– Это у вас зачерствеет, – Коряга, похоже, обиделся, – у нас не зачерствеет. Не дадим! – Цепкой ловкой рукой он разлил чекушку по стаканам, не ошибившись ни на грамм, и себе и Пургину ровно, также поровну добавил из другой чекушки. Вздрогнем!

«Надоело дрожать», – подумал Пургин. Выпив, нехотя поковырялся вилкой в картошке, выуживая куски поподжаристее, разжевал, не чувствуя вкуса.

– У тебя, я смотрю, и аппетита нет. Не заболел ли?

– Нет! – Пургин достал из кармана гимнастерки, из-под ордена, служившего охранной грамотой, пачку денег, положил на стол перед Корягой.

– Что это? – округлил тот глаза.