Читать «Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)» онлайн - страница 27

* * *

Я лягу в землю плотью смертной,

уже недвижной и немой,

и тени дев толпой несметной

бесплотный дух облепят мой.

* * *

Весь день я думал, а потом

я ближе к ночи понял мудро:

соль нашей жизни просто в том,

что жизнь – не сахарная пудра.

* * *

Грядущий век пойдет научно,

я б не хотел попасть туда:

нас раньше делали поштучно,

а там – начнут расти стада.

* * *

Когда фортуна шлет кормушку,

и мы блаженствуем в раю,

то значит – легче взять на мушку

нас в этом именно краю.

* * *

Когда-то, в упоении весеннем,

я думал – очень ветрен был чердак, —

что славно можно жить,

кормясь весельем,

и вышел я в эстрадники, мудак.

* * *

Кто алчен был и жил напористей,

кто рвал подметки на ходу,

промчали век на скором поезде,

а я пока еще иду.

* * *

Духовно зрячими слепили

нас те, кто нас лепили где-то,

но мы умеем быть слепыми,

когда опасно чувство света.

* * *

Шумиха наших кривотолков,

мечты, надежды, мифы наши —

потехой станут у потомков,

родящих новые параши.

* * *

Пивною пенистой тропой

с душевной близостью к дивану

не опускаешься в запой,

а погружаешься в нирвану.

* * *

Я все же очень дикий гусь:

мои устои эфемерны —

душой к дурному я влекусь,

а плотью – тихо жажду скверны.

* * *

Не знаю, как по Божьей смете

должна сгореть моя спираль,

но я бы выбрал датой смерти

число тридцатое, февраль.

* * *

Раскидывать чернуху на тусовке

идут уже другие, как на танцы,

и девок в разноцветной расфасовке

уводят эти юные засранцы.

* * *

Безоблачная старость – это миф,

поскольку наша память —

ширь морская,

и к ночи начинается прилив,

со дна обломки прошлого таская.

* * *

Хоть мы браним себя, но все же

накал у гнева не такой,

чтоб самому себе по роже

заехать собственной рукой.

* * *

Куча у меня в моем дому

собрана различного всего,

многое – бесценно, потому

что совсем не стоит ничего.

* * *

Будь в этой жизни я трезвее,

имей хоть чуть побольше лоска,

уже давно бы я в музее

пылился статуей из воска.

* * *

Не хочется довольствоваться малым,

в молитвенных домах

не трону двери,

небесным обсуждался трибуналом

и был я присужден им к высшей вере.

* * *

Во всех веках течет похоже

сюжет, в котором текст не нужен

и где в конце одно и то же:

слеза вдовы и холм над мужем.

* * *

У врачебных тоскуя дверей,

мы болезни вниманием греем

и стареем гораздо быстрей

от печали, что быстро стареем.

* * *

Сев тяжело, недвижно, прочно,

куда-то я смотрю вперед;

задумчив утром так же точно

мой пес, когда на травку срет.

* * *

В повадках канувшей империи,

чтоб уважала заграница,

так было много фанаберии,

что в нас она еще дымится.

* * *

Везде в чаду торгового угара

всяк вертится при деле,

им любимом,

былые короли гавна и пара

теперь торгуют воздухом и дымом.

* * *

Пью водку, виски и вино я,

коньяк в утробу лью худую,

существование иное

я всем врагам рекомендую.

* * *

А мужикам понять пора бы,

напрасно рты не разевая,

что мирозданья стержень – бабы,

чья хрупкость – маска боевая.

* * *

За то, что некогда гоним был

и темным обществом помят,

я не украшу лик мой нимбом,

поскольку сильно был не свят.

* * *

Есть бабы из диковинного теста,

не молкнет в них

мучительная нота:

жена и мать, но все еще невеста,

и сумрачное сердце