Читать «Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)» онлайн - страница 13

Игорь Миронович Губерман

* * *

Когда мы спорим, наши головы

весьма легки в тасовке фактов,

поскольку сами факты – голые

и для любых годятся актов.

* * *

В местах любого бурного смятения,

где ненависти нет конца и края,

растут разнообразные растения,

покоем наши души укоряя.

* * *

Я чую в организме сговор тайный,

решивший отпустить на небо душу,

ремонт поскольку нужен капитальный,

а я и косметического трушу.

* * *

Все течет под еврейскую кровлю,

обретая защиту и кров, —

и свобода, политая кровью,

и доходы российских воров.

* * *

Дожрав до крошки, хрюкнув сыто

и перейдя в режим лежания,

свинья всегда бранит корыто

за бездуховность содержания.

* * *

Тоскливы русские пейзажи,

их дух унынием повит,

и на душе моей чем гаже,

тем ей созвучней этот вид.

* * *

Иссяк мой золота запас,

понтуюсь я, бренча грошами,

а ты все скачешь, мой Пегас,

тряся ослиными ушами.

* * *

Только самому себе, молчащему,

я могу довериться как лекарю;

если одинок по-настоящему,

то и рассказать об этом некому.

* * *

Те идеи, что в воздухе веяли

и уже были явно готовые,

осознались былыми евреями,

наша участь – отыскивать новые.

* * *

Где все сидят, ругая власть,

а после спят от утомления,

никак не может не упасть

доход на тушу населения.

* * *

Купаясь в мелкой луже новостей,

ловлю внезапно слово, и тогда

стихи мои похожи на детей

случайностью зачатия плода.

* * *

Мечтай, печальный человек,

целебней нет от жизни средства,

и прошлогодний веет снег

над играми седого детства.

* * *

Вся наука похожа на здание,

под которым фундамент непрочен,

ибо в истинность нашего знания

это знание верит не очень.

* * *

Возвышенные мифы год за годом

становятся сильней печальной были;

евреи стали избранным народом

не ранее, чем все их невзлюбили.

* * *

Однажды фуфло полюбило туфту

с роскошной и пышной фигурой,

фуфло повалило туфту на тахту

и занялось пылкой халтурой.

* * *

Под ветром жизни так остыли мы

и надышались едким дымом,

что постепенно опостылели

самим себе, таким любимым.

* * *

Мне стоит лишь застыть,

сосредоточась,

и, словно растворенные в крови,

из памяти моей сочатся тотчас

не доблести, а подлости мои.

* * *

Присматриваясь чутко и сторожко,

я думал, когда жил еще в России,

что лучше воронок, чем неотложка,

и вышло все, как если бы спросили.

* * *

То с боями, то скинув шинель

и обильно плодясь по дороге,

человечество роет тоннель,

не надеясь на выход в итоге.

* * *

Дойдя до рубежа преображения,

оставив дым последней сигареты,

зеркального лишусь я отражения

и весь переселюсь в свои портреты.

* * *

Вся история – огромное собрание

аргументов к несомненности идеи,

что Творец прощает каждого заранее;

это знали все великие злодеи.

* * *

Аскетов боюсь я – стезя их

лежит от моей далеко,

а те, кто себя истязает,

и ближних калечат легко.

* * *

Зачем печалиться напрасно,

словами горестно шурша?

У толстых тоже очень часто

бывает тонкая душа.

* * *

Не видел я нигде в печати,

но это знают все студенты:

про непорочное зачатие

миф сочинили импотенты.

* * *

О чем-то грустном все молчали,

но я не вник и не спросил,

уже чужие знать печали

нет у меня душевных сил.

* * *

Думаю об этом без конца,

наглый неотесанный ублюдок:

если мы – подобие Творца,

то у Бога должен быть желудок.