Читать «Сидр и Рози» онлайн - страница 33

Пение и свист отлично помогали скрывать выражение лица, особенно когда приперт к стене аргументами. Кроме того, мы часто пользовались умением болтать монотонно, подделываясь под молитву, и этим утром начал Джек.

— Так как звали того короля? — спросил он, поправляя брюки.

— Альберт.

— Вовсе нет. Это Георг.

— А я тебе что говорил? Георг.

— Врешь. Не знаешь. Тупица.

— Не такой тупица, как ты, во всяком случае.

— Балда. У тебя мозгов, как у клопа.

— Да-да-ди-да-да.

— Говорю тебе, ты безмозглый. Ты даже считать не умеешь.

— Трам-там-там… Не слышу.

— Ты все прекрасно слышал, болван. Толстый и ленивый. Большой ду-.

— Дум-ди-да!.. Не слышу… Совсем ничего!..

Итак, все в порядке; даже благородно, с молитвой, как всегда. Мы стряхнули сон с глаз и быстро заканчиваем одевание.

Спускаясь вниз по лестнице, ощущаешь запах половых досок, ковриков, гнилых лимонов, старых специй. В задымленной кухне полный беспорядок, из которого вскоре вынырнет наш завтрак. Мать помешивает кашу в закопченном котле. Тони нарезает резаком хлеб, девочки в халатиках накрывают на стол, а коты добрались до масла. Мое дело — почистить ботинки и принести свежей воды; Джек отправляется за кувшином снятого молока.

— Я готова, — объявляет Мать плите. — Этот поганый уголь совсем не горит.

Она хватает масленку и плещет керосин в огонь. В камине взвивается столб огня. Мать громко вскрикивает — это она делает всегда — и продолжает помешивать кашу.

— Была бы у меня нормальная плита, — сетует она. — Такое испытание — провожать вас каждый день!

Я посыпаю сахаром кусок хлеба и стараюсь как можно быстрее проглотить его. И как опять по-другому выглядит кухня сегодня утром, в водовороте дыма и солнечного света! Какая-то резная стеклянная ваза забрасывает рваные радуги на пыльное пианино, а Отец сквозь пенсне посматривает со стены вниз как шокированный божок.

Наконец, каша разложена по тарелкам большущей, дымящейся ложкой. Я поливаю пахнущую дымом горку патокой и начинаю есть — с боков к середине. Девочки за столом жуют с отсутствующим видом, находясь в утреннем ступоре. Они еще полуспят, рты двигаются медленно и открываются вяло, когда ложка движется вверх; иногда они замирают с ложкой у рта, с трудом концентрируют свои умственные способности и только потом продолжают есть. Их пустые глаза глядят прямо перед собою, уставившись в наступающий день. Розовые, пышущие жаром своих сновидений, из объятий кто знает, каких героев, они кажутся молчаливыми ангелами, вырванными назад, на землю, после райского праздника любви.