Читать «Сидр и Рози» онлайн - страница 19

Большинство коттеджей было построено из котсволдского известняка с черепичной крышей из слоистого камня. На черепицах вырос золотистый мох, который сверкал, как засахареный мед. Сзади, за коттеджами тянулись длинные, ползущие круто вверх, огороды с капустой, ягодными кустами, розами, кроличьими клетками, выгребными ямами, велосипедами и голубятнями. В центре самой страшной лужи долины стоял квадрат тюрьмы — когда-то прекрасное, хотя и скромное здание шестнадцатого века, к которому пристроили фасад в стиле эпохи короля Георга.

У деревенских было три способа выживания: работа в тюрьме или на ферме, или на швейной фабрике в Страуде. Кроме жилья и довольно большого огорода при каждом коттедже — огород страховал в тяжелые времена — все остальные нужды разрешались через церковь, тюремную часовню, дом священника, дом пастора, деревянный барак — паб и деревенскую школу.

Деревенская школа в то время преподавала все, что, согласно инструкции, могло нам пригодиться в жизни. Она располагалась в маленькой каменной конюшне, разделенной деревянной перегородкой на две комнатки — для малышей и для больших ребят. Работала там всего одна учительница младших классов и, кажется, еще одна девушка-ассистентка. Все дети деревни толпой ходили сюда до четырнадцати лет, а затем отправлялись работать на ферму или на фабрику, не имея в голове ничего более обременительного, чем несколько мнемоник, беспорядочная куча дат о войнах и туманное представление о географии мира. Во всяком случае, этого казалось вполне достаточным для жизни; и так оно и было для наших бедных дедушек и бабушек.

Школа, когда я поступил туда, была на взлете. Универсальность образования и обилие детей набило ее учениками по самую крышу. Пугливые мальчики и девочки, жившие отсюда за многие мили, — дети окружающих ферм и полуразрушившихся лачуг со всех концов долины — приходили в школу каждый день, резко увеличивая число учеников, принося с собою странные ругательства и запахи, причудливую одежду и необычные пироги. Они выстроили мое первое видение мира снаружи, вне женского тепла моей семьи; я не надеялся хотя бы выжить в нем достаточно долго, так как был противопоставлен этому миру в возрасте четырех лет.

Однажды, без предупреждения, пришло то утро, когда сестры окружили меня, завернули в шарфы, завязали мне шнурки, нахлобучили на голову шапку и сунули мне в карман печеную картофелину.

— Зачем? — спросил я.

— Сегодня ты начинаешь ходить в школу.

— Ни за что. Я останусь дома.

— Ну-ка, пошли, Лолл. Ты уже большой мальчик.

— И вовсе нет.

— Да.

— Ууу — ааа.

Они подхватили мое сопротивляющееся тело, пиная и ругаясь, и потащили к дороге.

— Мальчиков, которые не ходят в школу, сажают в клетку, они превращаются в кроликов и из них готовят воскресный обед.

Я чувствовал, что они перебарщивают, но вопить перестал. Так я попал в школу впервые — ростом три фута, толстый от намотанных на меня шарфов. Школьный двор ревел, как стадион во время родео, картофелина жгла бедро. Вокруг меня то неслись, то застывали старые ботинки, драные носки, порванные брюки и юбки. Потом толпа сомкнулась; я оказался в кольце; мне в лицо, как шрапнель, полетел песок. Высокие девчонки с завитыми волосами, огромные мальчишки с острыми локтями принялись толкать меня, проявляя пугающий меня интерес к моей особе. Они дергали за шарфы, крутили меня волчком, давили нос и ухитрились стащить мою картофелину.