Читать «Сидр и Рози» онлайн - страница 104

Наши деревенские экскурсии были иногда церковными, иногда светскими, а иногда чем-то промежуточным. Человек в те дни редко оставался вне границ прихода, исключение составляли ежегодные выездные выступления Хора. В промежутках мы блуждали внутри собственного племени, даже если и не посвященные, и вдруг, одним прекрасным утром, нас выталкивали наружу, семьями — на день сбора орехов или черной смородины. И мы отправлялись в дальний, дикий конец долины, в заросший ежевикой Скрабc, таща корзины, ведра и фляжки с холодным чаем, похожие на выступающих гуськом индийских носильщиков. Гроздья смородины грузно висели на фоне неба, как тяжелая грозовая туча, которую мы собирали час за часом в наши корзины черными до запястья руками, не забывая наполнять и пурпурные рты. Позднее, как манна небесная, появлялись грибы с прилипшими влажными паутинками, пробиваясь сквозь косматую траву. Мы отправлялись за ними туманным сентябрьским утром. Они возникали ночью, ниоткуда, без корней, будто кто-то разбросал резиновые шарики. Они как бы присасывались к корням травы и выскакивали с мягким щелчком. Кожа снималась с них, как кора с березы, мякоть имела вкус чего-то неземного… В другое время тут рос дикий терновник, мелкая слива, черный терн, розовые яблоньки-дички, образовывая глухие заросли, являя беспорядочную щедрость, которую мы тащили домой полными корзинами. Причем не имело значения, использовали ли мы ягоды на джем, желе, в пироги, или просто оставляли их гнить.

Иногда случались путешествия на целый день, например, в Шипскомб, чтобы навестить родственников — четыре мили пешком, что для наших коротких детских ног казалось большим расстоянием, так что нам для похода требовался целый день. Мы вышли рано, с подъемом солнца, когда долина была укутана туманом…

— Вероятно, будет жарко, — сообщила Мать весело, и, как обычно, оказалась права. Мы медленно поднимались к Бычьему Перекрестку, обследуя кусты на предмет птичьих гнезд. Порой останавливались, чтобы раскопать нору, или покататься на старых, скрипящих воротах, пока Мать любовалась открывшимся видом. «Какая чудесная картина, — шептала она. — Какая изумрудная зелень… И этот мак, красный, как пурпур». Туман тянулся к вершинам деревьев и поднимался дальше, в небо. Внезапно нас залил океан голубого воздуха.

В противоположной долине раскинулся белый Пейнсвик, как скелет погибшего мамонта. Звуки рабочего утра — скрип повозок, визг пил, крики и стук молотка — клочками долетали до нас. Узкая тропка, которая вела к Шипскомбу, круто повернула направо. «Ну-ка, прибавьте шагу, молодежь», — весело прикрикнула Мать. Она начала разучивать с нами новый гимн; плач о потерянном рае, из тех, что звучат потрясающе с тамбурином. Я никогда не слышал его прежде (и никогда после), но он удивительно подходил к нашему походу — далекая, заросшая долина, куда мы направляемся, запах нагретой травы и шиповника, простор, жара и ручьи, и долгое, на целый день, путешествие, в несколько нетрудных этапов, к загонам для овец наших веселых родственников.