Читать «Диагноз: любовь» онлайн - страница 100

Рушель Блаво

Дождавшись подходящего момента, я начал неприятный разговор. Для начала спросил Полину, что она думает о наших занятиях, полезны ли ей они. Девушка безразлично пожала плечами и сказала, что ей приятна возможность выговориться. Я изложил девушке свои соображения о бессмысленности терапии и предложил прекратить наши встречи.

Я старался говорить максимально мягко, чтобы никак не обидеть Полину, не заставить ее чувствовать себя виноватой. Тем не менее, выслушав меня, Полина пару минут смотрела не двигаясь. Потом она обхватила голову руками и заплакала. Сквозь слезы она бормотала, что в ее общении с людьми всегда так происходит. Сначала все хорошо, а потом ее вдруг резко бросают. Что этот сценарий повторяется от раза к разу, и Полина уже устала от этого. Сначала Антон, потом Андрей, а теперь и я хочу ее бросить.

Как мог я объяснил девушке, что у нас не человеческие, а терапевтические отношения, которые по определению конечны. Напомнил о правилах психотерапевтического общения — мы говорили об этом еще на первой встрече. Тем не менее мои увещевания уже не действовали, кажется, у Полины началась истерика. Она кричала, что покончит с собой, потому что у нее нет больше сил влачить существование в этом мире, где ее никто не понимает, где никто не хочет с ней разговаривать и слушать ее, где все заняты только собственными проблемами. Я ничего не говорил — с человеком в истерике лучше не разговаривать. Когда Полина успокоилась, я еще раз озвучил свои мысли о ненужности наших встреч.

Девушка спросила, что ей делать. Если вдруг ей будет совсем плохо, если ей захочется покончить с собой — неужели я откажу ей в помощи?

Я узнал манипуляцию, но, признаться, чувствовал себя немного виноватым перед Полиной. А потому совершил непростительную ошибку: дал девушке номер своего мобильного телефона и разрешил звонить, если станет совсем плохо.

* * *

В первый раз Полина позвонила через три дня после нашей последней сессии. Она захлебывалась от рыданий, даже по телефону чувствовалось, что она не в себе. Она сбивчиво рассказала о своей ссоре с матерью: та требовала от дочери бросить пить и устроиться на работу. А как же бросить пить, если время тянется бесконечно? Полина снова и снова рассказывала о злой матери, которая не хочет понимать ее чувств. Девушка распалялась все сильнее и в конце концов просто завыла в трубку.

Я сочувствовал ей, но помочь, увы, ничем не мог. В тот момент мне подумалось, что ее состояние может быть спровоцировано пьянством. А значит, нужны не разговоры, а конкретная медицинская поддержка. Я предложил Полине в ближайшее время посетить клинику не ради психотерапии, а для курса детоксикации организма. Вероятно, мои слова показались девушке обидными, поскольку она бросила трубку.

В следующий раз Полина позвонила через пару дней. Теперь она была зла. Она кричала на меня, гневно спрашивая о том, как я посмел при ее матери называть ее алкоголичкой. Разумеется, в реальном мире все было иначе. У меня не было ни координат Полининой матери, ни идеи с ней поговорить, ну и, в конце концов, я не был врачом-наркологом, чтобы ставить диагноз «алкоголизм».