Читать «Альманах Felis №001» онлайн - страница 32
Александр Папченко
– Ну давай, пой, чего ждешь? Если хорошо споешь, и мне понравится, я выполню любую твою просьбу. Я ведь догадываюсь, что ты сюда не из-за подарка пришел. Но если не понравится – я тебя расстреляю.
Он опять отрывисто захохотал. Костасу показалось, что он уже где-то слышал этот отвратительный смех. Но можно было биться об заклад, что он впервые видел Спироса.
– А вы выполните свое обещание? – осторожно, чтобы не лишиться надежды, спросил юноша.
– Слово офицера, – майор пьяно ухмыльнулся и подмигнул собутыльникам.
– Но мне нужен какой-нибудь музыкальный инструмент. Бузуки, например.
Спирос распорядился, и инструмент вскоре принесли.
Костас начал петь. Он никогда еще так не пел, и никогда еще у него не было такого стимула для вдохновения. У Костаса опять, как в день знакомства с Элен, было ощущение, что он поет только для нее. Он пел все громче и громче. Спирос и его сослуживцы прекратили пить и есть, сидели не шелохнувшись, завороженные его голосом. Заключенные в камерах прильнули к тюремным окнам, даже сторожевые псы притихли. В наступившей тишине царили лишь голос юноши и музыка, воспевающие любовь. Внезапно с крыши тюрьмы слетели голуби и расселись на подоконниках кабинета, как будто специально чтобы послушать пение Костаса.
Прошло уже три часа, а он все пел и пел, пальцы юноши были стерты в кровь, голос от напряжения звучал всё глуше, а Циклоп с сослуживцами все требовали новых песен… Наконец Костас сказал:
– А сейчас я спою вам свою новую песню, которую посвятил своей горячо любимой жене, она называется «К моей Эвридике».
И он вновь запел, как будто и не было тех трех часов. Он уже не чувствовал боли в пальцах, ударяющих по окрашенным кровью струнам, и голос его был снова свежим и звонким. Костас пел о том, как страдает без любимой, как ему плохо и белый свет не мил, и что он ищет ее днем и ночью, и будет искать всю жизнь, пока не найдет, и они непременно встретятся и обязательно будут вместе, если не на земле, то на небе…
И как будто разгладились грубые лица тюремщиков, просветлели, появилась в их равнодушных глазах какая-то чуждая им одухотворенность, и унеслись их души куда-то далеко-далеко, туда, где они были молодыми, любили и были любимы, и были полны надежд и чаяний на добрую, светлую и счастливую жизнь…
Еще и еще исполнял он на бис эту песню. И уже совсем обессиленный и опустошенный замолчал, поклонившись. Слушатели, не сразу выйдя из транса, азартно и громко зааплодировали. Спирос тоже расчувствовался, по-отечески обнял Костаса и сказал:
– Молодец! Мне и моим друзьям понравилось твое пение. Ты прямо как тот Орфей. И я сдержу слово офицера. Так зачем же ты ко мне пожаловал?
Костас рассказал ему об Элен, когда и как она была арестована. Сказал, что она ни в чем не виновата, и если господин начальник будет добр, то он разрешит им встретиться, а может быть, даже совсем отпустит ее домой.