Читать «Катынь. Post mortem» онлайн - страница 123

Анджей Мулярчик

– «Египетские».

– А Ярослав курил эти вонючие папиросы «Свобода».

– Потому что других сейчас нет.

– Теперь я знаю, что можно испытывать боль памяти.

Именно в тот день они получили в свои руки то, что расширило их память, привнеся в нее то, что ранее им было неизвестно. Было уже довольно поздно, когда раздался звонок в дверь. Буся открыла. За дверью стояла высокая женщина в летнем плаще с плоским портфелем в руках. Она спросила Анну. Когда Анна подошла, женщина вытащила из портфеля большой толстый конверт.

– Вы искали вот это?

Анна заглянула внутрь конверта и вдруг почувствовала спазм. Она увидела внутри какие-то бумаги и предметы, обернутые в промасленную бумагу, но еще там был снимок – на нем была она с одиннадцатилетней Никой. Анна судорожно сглотнула и перевела взгляд на женщину. Должно быть, та знала об Анне все, но Анна не знала об этой женщине ничего. Она не могла узнать в ней жену профессора Фридмана, ведь она никогда ее не видела.

– Но откуда это?

– Прошу вас ни о чем не спрашивать. – Женщина резко повернулась и быстро стала спускаться по лестнице. Между этажами ее догнал следующий вопрос Анны:

– А Ярослав? Вы что-нибудь знаете о нем?

Женщина обернулась и только жестом дала понять, что тот, о ком Анна спрашивает, исчез. Потом она быстро сбежала по лестнице вниз, как партизан, который выполнил свое задание и хочет как можно скорее исчезнуть из поля зрения…

Вечером в кругу лампы, разложенные словно для аукциона, лежали на столе предметы: офицерское удостоверение, покрытое пятнами, смятый носовой платок с монограммой АФ, письмо от Анны, заплесневелый ремешок портупеи, выгнувшийся словно кусок сухой коры, фотография Анны в шляпе с вишенками, фотография одиннадцатилетней Ники, открывающей в улыбке отсутствие зуба, полковой значок 10-го полка тяжелой артиллерии, сложенная страница русской газеты с расплывшимися на пожелтелой бумаге потеками и мурашками кириллицы, записная книжка – ежедневник…

Важнее всего была эта записная книжка. Она так же, как и все остальное, была покрыта лишаями потеков и плесени, записная книжка – ежедневник на 1939 год. Записная книжка Анджея, в которую он записывал все события…

У стола сидели две женщины. Они ждали того момента, когда Буся после молитвы погасит свет в своей комнате. Теперь они склонились над этим вещественными воспоминаниями. Они разговаривали шепотом, как на конспиративной встрече. Буся не должна была об этом знать. Ей нельзя знать. Они смотрели теперь друг на друга, словно не могли решить, кто именно, Анна или Ника, первой возьмет записную книжку, о которой рассказывал им Ярослав. Там они найдут описание времени, остановленного последней записью.

Анна протянула руку, но спустя секунду убрала ее. Посмотрела на Нику.

– Я все знаю, но чего-то боюсь… – Они обменялись взглядами. – До какого дня он был с нами… До какого часа…

Страницы ежедневника слиплись. На них сохранилась какая-то засохшая рыжая субстанция, словно растекшаяся кровь, а может, лишь следы от разлитого чая. Строки, написанные острым карандашом, выпукло проступали на обратной стороне листка. Анна, прочтя вполголоса первую запись, как будто услышала голос Анджея: Первый праздник без Анны и Никуси. С нами произошло нечто ужасное. Перед праздником увезли всех наших капелланов…

И тогда они обе вспомнили, как на последнем сочельнике об этом рассказывал Ярослав. Пожалуй, благодаря именно ему они обе начали видеть монастырь изнутри, заполненный людьми в военной форме, священника, принимающего исповедь украдкой между нарами. Увезли капелланов, чтобы нас сломить, отнять у нас духовную поддержку. Но им это не удастся! В следующий праздник мы будем на Родине, рядом со своими близкими.

Тогда в деревне, в доме Франтишки, когда они делились облаткой, он был мысленно рядом с ними. И снова рассказ Ярослава помог им увидеть Анджея среди толпы бородатых мужчин. Сняв головные уборы, они поют хором «Бог родился, меркнут силы зла». Обеспокоенные охранники заглядывают внутрь монастыря, а они, всматриваясь в эти высокие стрельчатые окна, пытаются увидеть первую звезду, чтобы обменяться друг с другом пожеланиями…

Этой записью заканчивается в ежедневнике год 1939-й. То, что происходило в первые месяцы 1940 года, Анджей записывал на страничках января предыдущего года. Допрос у комбрига Зарубина. Умный, притворяется дипломатом. Они знают обо мне больше, чем я сам о себе знал. Они знают, за что в 20-м году я получил Virtuti. Они нам этого не простят…

Он написал: допрос. Если бы не Ярослав, они бы не знали, как выглядел такой допрос . Ведь Ярослав им рассказал о своем допросе, о том, что протокол вела украинка; она его узнала, они жили во Львове в одном и том же доме на улице Пелчинской. Узнала, но ни единым жестом не выдала, что помнит, как он ей поклонился, и что она знает о нем больше, чем он думает. До того как он сел напротив светящей прямо в глаза лампы, до того как допрашивающий вынул наган и положил его на стол рядом с документами Ярослава, она, верно, заранее что-то сказала допрашивающему, иначе почему он сразу начал с вопроса, готов ли лейтенант Селим сражаться с немцами? И месяц спустя он услышал:

–  Лейтенант Селим! Собирайтесь с вещами!

Когда это случилось, Анджей был в лазарете. В очередной записи они прочли: Отказывают почки. Вечный холод и эти поверки. Мочусь с кровью. Лишь бы выдержать. Ведь живешь не только для себя…

Он думал о них. Даже когда, отправляясь в лазарет, передал Ярославу свой портсигар и адреса Анны и матери: Прошусь в лазарет. На всякий случай я передал адреса Анны и мамы поручику С.

Поручик С. уцелел. Уцелел портсигар Анджея. И этот ежедневник…

С этого дня Анну и Нику еще больше сблизило то, что они должны были скрывать от Буси…