Читать «Приключения Геркулеса Арди, или Гвиана в 1772 году» онлайн - страница 29

Если отец Адои представлял тип — к несчастью, слишком редкий — человеколюбивого колониста, то Улток-Одноглазый представлял тип колониста беспощадного.

Рано пресытившись деспотичнейшей властью и самым необузданным своеволием, он, чтобы возбудить угасшие чувства, повторял в меньшем масштабе, но с равной бесчеловечностью все чудовищные кровавые беспутства Тиберия, все смертоубийственные прихоти Гелиогабала, все чревоугоднические изыски Вителлия.

Он был богат, жил в чудно изобильной, несравненно плодородной стране, с климатом не столь уж нездоровым для привычного человека. По праву рабовладельца, силой и устрашением, он властвовал над черным и цветным населением своих земель; он мог до смерти замучить раба страшными пытками и заплатить пятьдесят луидоров штрафа. Улток жил в глуши, куда пристрастное правосудие никогда не заглядывает, поэтому, как и многие другие столь же жестокие колонисты, никогда не бывал наказан по людским законам.

Иногда рабы, доведенные жестокостью плантаторов до крайности, бунтовали и убивали хозяев — ужасающее наказание за отягощенное преступлениями существование! Однажды Улток сам пострадал от своего невольника, и, кстати, этот эпизод, во время которого он и потерял глаз, показывает, до каких пределов простиралась жестокость этого человека.

Однажды, жестоко наказывая негра, он велел поставить его посередине помоста площадью десять квадратных саженей, сплошь утыканного острейшими железными гвоздями. Куда бы ни побежал негр, чтобы прекратить пытку, он принужден был пробежать через половину помоста.

Перенеся эту страшную муку, обезумевший от боли раб набросился на плантатора, как свирепый тигр. Впился ему зубами в горло и выцарапал глаз. Излишне говорить, что колонист этого так не оставил: негр погиб от страшных, беспримерных по лютости мучений.

На Ултоке был темно-коричневый дорожный костюм с золотыми кантами на лацканах и петлях. Сапоги с тяжелыми серебряными шпорами были в пыли. Охотничий нож и пистолеты, без которых в колонии никто никуда не ездил, он снял и положил на скамейку.

Он выглядел озабоченным и обеспокоенным, беспрестанно переводил живой, подвижный взор с пола на стены, со стен на потолок — будто боялся остановить на чем-нибудь взгляд.

Дважды Улток, словно пораженный зловещими мыслями, провел костлявой рукой по изможденному развратом лицу. Внезапно он встряхнул длинными запыленными волосами, решительно поднял голову, в сердцах топнул ногой и саркастически воскликнул:

— Что, Улток-Одноглазый, ты дрожишь, как дитя? У тебя угрызения совести? Браво! Глупец, — продолжал он с кривой усмешкой, — поздно каяться в прошлых преступлениях. А каяться в том, что еще только задумал, рано. Ты сначала соверши свое преступление, а тогда и раскаивайся. Потому что, — заключил он с мрачной решимостью, — разрази меня гром, если эта бледная охотница не будет моей, клянусь тем глазом, который вырвал мне раб, и ад свидетель, что я сдержу свою клятву!

В этот миг дверь залы отворилась и вошла Адоя вместе с Мами-За и Ягуареттой.

X

Встреча