Читать «Наталья Гончарова» онлайн - страница 304
Вадим Петрович Старк
Императору был представлен доклад с этим заключением, на который 18 марта наложена высочайшая резолюция: «Быть по сему, но рядового Геккерена как не русского подданного выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты». На другой день приговор был объявлен Дантесу, после чего последний был тотчас отослан к дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту графу Клейнмихелю. Через несколько часов он был выдворен из Петербурга с жандармом, который сопровождал его до прусской границы. Единственным, кто видел отъезжавшего Дантеса, оказался всё тот же вездесущий А. И. Тургенев, записавший в дневнике: «Встретил Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за границу…»
Так закончилась история дуэли, а с нею вместе и жизни Пушкина с Натальей Николаевной. Тремя разными дорогами оставили Петербург ее участники: Пушкина увезли по Киевскому шоссе, Наталья Николаевна уехала по Московскому, Дантеса выслали по Ревельскому тракту, которым вослед ему отправится и Екатерина Николаевна в сопровождении Геккерена, тщетно пытавшегося оправдаться в глазах Николая I — ему было отказано даже в прощальной аудиенции.
Графиня Д. Ф. Фикельмон, в свое время вводившая Наталью Николаевну в большой свет, записала в дневнике: «Дантес, после того как его долго судили, был разжалован в солдаты и выслан за границу; его приемный отец, которого общественное мнение осыпало упреками и проклятиями, просил отозвать его и покинул Россию — вероятно, навсегда. Но какая женщина посмела бы осудить госпожу Пушкину? Ни одна, потому что все мы находим удовольствие в том, чтобы нами восхищались и нас любили, — все мы слишком часто бываем неосторожны и играем с сердцами в эту ужасную и безрасчетную игру!»
Жуковский по-своему подвел итог истории, в полной мере осознав ее трагизм только при разборе бумаг Пушкина, когда, вчитываясь в его письма и те, что были получены им, прежде всего от Бенкендорфа, он понял то положение, в котором оказался поэт. Сдержанный по натуре, он написал шефу жандармов письмо, исполненное благородного негодования. Подобно письму самого Пушкина тому же Бенкендорфу, оно в списках разошлось по рукам. В канун сорокоуста, сорока дней со смерти Пушкина, Жуковский прочел его друзьям. А. И. Тургенев записал в дневнике 8 марта: «Жуковский читал нам свое письмо к Бенк.<ендорфу> о Пушк.<ине> и о поведении с ним государя и Бенк.<ендорфа>. Критическое расследование действий жандармства, и он закатал Бенкендорфу, что Пушк.<ин> погиб оттого, что его не пустили ни в чужие край, ни в деревню, где бы ни он, ни его жена не встретили Дантеса. Советовал ему не посылать этого письма в этом виде…» Конспективные заметки самого Жуковского о последних днях Пушкина заканчиваются словами: «Только в семье своей убежище».
Знаменательно, как роковые дни дуэли и смерти Пушкина отмечены в церковном календаре.
День, когда Пушкин высказал слова, предрешившие дуэль, 25 января, пришелся на празднование святого Григория Богослова, архиепископа Константинопольского, получившего свое прозвание за знаменитые «Слова» о Боге Слова.