Читать «Высотка» онлайн - страница 208

Екатерина Юрьевна Завершнева

Митя, не дождавшись, пока я найду в темноте ключ (зачем, ведь можно просто повернуть?.. это снаружи ключ нужен, а изнутри защелка… о Дон Гуан, как сердцем я слаба…) высаживает стекло кулаком, просовывает руку внутрь, нащупывает защелку; в темноте он кажется еще больше; одноглазый циклоп, пересчитывающий своих овец; медведь, который вернулся и спрашивает — кто пил из моей чашки? кто сидел на моем стуле? кто залез в мою кровать? но мне не страшно; страшно, если бы он этого не сделал.

На руку даже не взглянул

там могут быть осколки, Митя, надо промыть

к черту, иди сюда, говорит он, задыхаясь

отрывисто, заглатывая слова как рыболовные крючки

на этот раз мы прорвем сеть и уйдем

на другой берег, где нас никто не найдет

(не делай так больше, повторял он как заведенный, пока я стаскивала с него куртку, не делай так никогда, не говори

со мной, как будто я тебе докучаю, как будто я у тебя в долг прошу, я же живой, вот, погляди, кровь)

и снова это движение вверх через голову

футболка пятнами

лицо, исполосованное уличным светом

грудная клетка гладиатора

стянутая кожаными ремнями

на груди ни царапины

зеленый новичок

и как таких выпускают на арену

к черту футболку, к черту ремни

freedom is just another word for nothin’ left to lose

nothin’ don’t mean nothin’ hon’ if it ain’t free

сними это, не бойся

просто сними и обними меня

ничего больше

(сам вижу, что это пошло до безобразия — и выбитое стекло, и кровь, и этот паршивый треугольник, говорит он и его сердце успокаивается, все медленней, все тише, тум-тум-тум, тум-тум, тум-тум, секс странная штука, иногда после него даже хуже, у тебя такое было?)

почему, когда мы ехали по ночной Москве

и я обнимала тебя, прячась от ветра —

моя водолазка, ветровка, твой свитер, майка

столько слоев, чтобы сдержать обещание и не влипнуть

почему мы были ближе, чем теперь

когда нам никто не может помешать?

ужасный день, ужасная ночь

в этой комнате все чужое

она давным-давно не наша, не твоя, не моя

ветер надсаживается, рвет рамы с мясом

дождь перемогается в снег

мы поднимаем с пола вещь за вещью

слой за слоем одеваемся молча

думая о том, что они не поверят

ты сама-то — веришь?

(кровь, осколки, темнота

все компоненты приведены в соприкосновение

фитилек запален, могло ли не рвануть?)

заколдованный круг

что бы ты ни делал, нет исхода

конечно, до завтра, до утра

будем ремонтировать дверь, что-нибудь придумаем

выйдем на лестницу, обнимемся, поговорим

или просто сядем за руль, газанем и уедем

в прошлогоднюю Москву, на другой берег

где нас никто не найдет.

Митя ушел, я заснула; ночью просыпалась, пила воду; было плохо, прямо скажем, хреново; мутило, мотало, трясло; кетоновые тела резвились в крови и не собирались из нее вымываться; на внутренней стороне век вздувалась какая-то асфальтовая волна, лопаясь сотнями глаз… Это была не просто птичья болезнь, это было похоже на конец света; море серы и полчища саранчи, и ангел, выливающий расплавленное железо в рот грешнику, который много знал пил, и трубы страшного суда в виде сирены «скорой помощи», едущей по улице к кому-то другому…