Читать «Семья Эглетьер» онлайн - страница 131

— Я еще написал фирме «Кодак». Посмотри и скажи свое мнение.

Даниэль сунул под нос Франсуазе письмо, которое она прочитала, дивясь предприимчивости шестнадцатилетнего корреспондента. На его месте она никогда не решилась бы писать о своих «будущих успехах», просить «ответить возможно скорее» и, «надеясь на положительное решение», заверять директора в «самых искренних чувствах».

— По-моему, ты хватил через край! — сказала Франсуаза.

— Если они не почувствуют, что я верю в свою затею, они в нее тем более не поверят.

— По-моему, они бросят твое письмо в корзину.

— Тогда я пойду к директору. Я часами буду торчать у его кабинета. В конце концов он меня примет…

Франсуаза вернула брату письмо.

— Что ж, может быть, ты и прав.

— Ты мне его отпечатаешь?

— Только не сейчас. Скоро у меня урок.

— Ладно! В таком случае я удаляюсь в свои апартаменты. Можно взять машинку? Конечно, получится хуже, чем у тебя, но черт с ним, сойдет!

Даниэль взял пишущую машинку и, насвистывая, вышел из комнаты. Франсуаза бросилась к зеркалу: она забыла причесаться. Волосы висели как пакля, лицо было болезненно бледным. А уже без двадцати пяти пять! Она причесалась, попудрила нос и щеки. Разглядывая себя то в фас, то в профиль, она пыталась найти в своем лице хоть немного привлекательности, и ей хотелось плакать. Сегодня она впервые будет заниматься с Козловым наедине. Какой он странный! После вечеринки на пасхальных каникулах они уже трижды прогуливались после занятий, и с каждым разом Козлов казался ей все непостижимее. Он шагал рядом с ней по набережным. Листал книги на лотках букинистов, смотрел на баржи и катера, рассуждал о смерти, политике, искусстве, точных науках. Потом вдруг, словно сбрасывал с себя что-то, делался моложе, уверял, что самая прекрасная литература — это полицейские романы «Никелированные ноги» или «Арсен Люпен», восторгался ковбойскими фильмами и мечтал о кислой капусте с пивом. Тогда Франсуазе казалось, что перед ней сверстник Даниэля. Но это продолжалось недолго, и Козлов снова вовлекал ее в водоворот своих парадоксальных суждений. О чем бы он ни говорил, он никогда не думал о том, что уже было сказано по этому поводу. И это неприятие сложившихся взглядов придавало его высказываниям особую искренность и убедительность. Он ненавидел всякие ограничения, социальную иерархию, мундиры, условности, традиции, законы, брак, чинопочитание. Он без труда мог бы получить ученую степень и профессуру, но вовсе не стремился к этому. Франсуаза знала, что должность ассистента в Институте восточных языков очень низко оплачивается. Переводы, которые, помимо своей основной работы, он время от времени выполнял для каких-то издателей, не могли его обеспечить. Его потребности были невелики, но честолюбие еще меньше. Материальная сторона жизни не интересовала Козлова. Он говорил Франсуазе, что она для него — неизведанный мир, недоступная планета, подчиняющаяся каким-то таинственным законам, и заклинал девушку хранить самое ценное, что в ней есть, — искренность, независимость и простоту. Когда Франсуаза слушала эти слова, она чувствовала себя взрослой. Он учил ее понимать себя самое и впервые вызвал у Франсуазы интерес к себе.