Читать «Нерон» онлайн - страница 167

Подлые примеры Милиха и Фортуната воздействовали и на других вольноотпущенников. Римского всадника Публия Галла приговорили к «лишению воды и огня» согласно доносу его вольноотпущенника за то, что он якобы был близок Фению Руфу и Луцию Ветеру. В этом случае мы располагаем сведениями, как Нерон вознаградил донос либертина-предателя на своего патрона: доносчику было пожаловано достаточно почетное место в театре среди гонцов при народных трибунах. Этим, возможно, поощрялась стремительность первого доноса и рекомендовалось быстро доносить о любых других «преступлениях» против принцепса. Несомненно и то, что Нерон полагал возможность с почетного места любоваться своей игрой на сцене величайшим счастьем для любого преданного, и потому такую награду следует считать не менее, если не более значимой, чем просто материальное вознаграждение.

Награды доносчиков-либертинов возбудили зависть и в среде представителей весьма почтенных римских родов. Антистий Созиан, некогда милосердно отправленный в изгнание за стихоплетство, возводящее хулу на особу принцепса, нашел способ обеспечить себе возвращение в Рим, сдружившись с ссыльным по имени Паммен, который слыл знатоком искусства халдеев, то есть был предсказателем. Хотя Паммен и находился в ссылке, многие из знатных римлян продолжали пользоваться его услугами. Выкрав гороскопы Публия Антея и Остория Скопулы, Антистий отправил их Нерону, сопроводив письмом, что эти люди посягают на верховную власть, поскольку желают узнать свою судьбу и судьбу цезаря. В большинстве своем халдейские мудрецы-прорицатели в Риме были первостатейными проходимцами и гороскопы свои составляли так, чтобы их можно было толковать весьма расширительно. Главное, чтобы человек поверил в истинность гадания, услышав приятное для себя, но непременно присутствовали и хитрые оговорки, позволявшие предсказателю в случае гадания, явно не сбывшегося, все равно обосновать свою правоту.

Воздействие доноса ссыльного рифмоплета превзошло все ожидания: Антей и Осторий сразу превратились в осужденных. Антея Нерон давно не жаловал, поскольку тот был известен своей преданностью Агриппине и чтил ее память, кроме того, он был очень богат, а значит, его состоянием было бы неплохо пополнить изрядно опустевшую в результате великого строительства казну. Что до злосчастного Остория, то расправа над ним объяснялась лишь тем, что он стал жертвой доноса, проверять подлинность которого никто не собирался. Осторий Скопул был видным военачальником, заслужившим славу в Британии, где он отличился при подавлении опасного мятежа, грозившего отторгнуть от Рима эту далекую провинцию. Принуждение к смерти такого человека, имевшего большие военные заслуги и, очевидно, невиновного в том, в чем его обвиняли, что едва ли для кого-либо составляло тайну, не могло не быть замечено в военной среде. Не в среде преторианцев, среди которых и так хватало недовольных, что показал заговор Фения Руфа, но в среде военачальников, возглавлявших легионы, в руках которых находились десятки тысяч испытанных бойцов и для которых бессудная расправа над ни в чем не повинным заслуженным воином была и личным оскорблением, и предупреждением на будущее. Отправляя на смерть Остория, Нерон разжигал огонь, в котором ему самому и предстояло сгореть…