Читать «Волгины» онлайн - страница 118
Георгий Филиппович Шолохов-Синявский
— О чем? Разве у тебя есть секреты от отца?
— Мне надо сначала тебе сказать: папе пока нельзя говорить.
Александра Михайловна испуганно посмотрела на дочь.
— Плохое что-нибудь? От Вити письмо? От Леши?
— Мама, ты не думай, пожалуйста, ничего плохого. — Таня подбежала к матери, обняла ее за шею. — Не ругай меня, мама. Не будешь?
— Да за что же? Не понимаю…
— Не ругай и не плачь, родная моя, — стала упрашивать Таня и вдруг подчеркнуто ледяным голосом (после ее мучило раскаяние именно за этот чрезмерно холодный тон) сказала: — Мама, я вступила добровольцем в медико-санитарный отряд… Буду медицинской сестрой. Нас — целая группа студентов…
— Таня… Так это что же? — спросила Александра Михайловна. — Значит, и ты тоже уедешь?
— Видишь ли, может быть, придется уехать… Но ты не волнуйся. Мы еще будем проходить подготовку в Ростове…
Александра Михайловна всхлипнула, притянула к себе дочь.
— Доченька, милая, да как же ты и не посоветовалась с нами? Как же ты так сразу?
— А чего советоваться? — упрямо ответила Таня. — Разве не ясно, почему добровольно вызвались наши ребята и девушки? Ты скажи, что важнее сейчас: сидеть дома и слушать лекции или помогать фронту?
Александра Михайловна перестала плакать, вытерла платком глаза.
— А как же с Юрием? — спросила она слабым голосом.
— С Юрием, кажется, ничего, — ответила Таня. — Юрий подождет…
Александра Михайловна сидела несколько минут молча. Лицо ее было бледно, губы плотно сжаты.
— Ну, что же, Таня… Если так нужно… — Она не окончила, склонив голову на плечо дочери, глухо зарыдала…
— Мама, так нужно, — тихо и твердо сказала Таня, целуя мать и с трудом сдерживая слезы…
Душные, насыщенные пылью сумерки обнимали город. По улицам ползли темные, с мерклым синим светом внутри вагоны трамвая, осторожно, ощупью двигались с погашенными фарами автомобили.
В небе шарили белые лучи прожекторов, ловя маленький дежурный самолет с зелеными огоньками на крыльях. Низко проносясь над крышами домов, самолет стрекотал, как швейная машина.
Таня в новенькой гимнастерке, пахнущей свежей тканью, туго стянутая кожаным хрустящим ремнем, в суконной грубой юбке и босоножках шла по темной, переполненной сталкивающимися людьми улице под руку с Юрием.
Они пришли ил бульвар, тянувшийся у самого края высокого обрыва. Еще три недели назад здесь было много света, слышались песни, смех, бренчанье гитары. Сюда по вечерам часто приходили Таня и Юрий и подолгу сидели на скамейке, вдыхая свежий, веющий из-за Дона ветерок, любуясь вытянутыми в ожерельную нитку золотыми огнями Батайска. Отсюда открывался широкий вид на реку, на задонские займища и степи, на железную дорогу, уходившую на Кавказ. Это было любимое место Тани.
Теперь здесь было темно и тихо. Только на двух скамейках виднелись одинокие неподвижные пары. За Доном стояла густая тьма; оттуда веяло безмолвием и печалью.
Юрий и Таня сели на скамейку у самого обрыва. Из-за реки тянул прохладный, освежающий после дневного зноя луговой ветерок. Горьковатый запах сена притекал вместе с ветром; к нему примешивался тонкий, еле ощутимый аромат петуний и настурций, цветущих по обочинам бульвара.