Читать «Маймонид» онлайн - страница 13

Шервин Б. Нуланд

Еврейские институты здравоохранения создавались по всей Европе, но наибольшее распространение этот феномен получил в Германии. Все чаще молодые люди стремились выпростаться из слишком тесных пут религиозных ограничений. Университеты открывали двери перед евреями, и тяга к образованию, которую евреи испытывали испокон веков, постепенно начала принимать светские очертания. Одним из последствий Ѓаскалы стало то, что юных евреев словно магнитом потянуло в аудитории и лекционные залы. Постепенно на каждом уровне образования, от начальной школы и выше, число евреев стало намного превышать их процент в общей численности населения. К примеру, в Вене в 1912 году было 9 процентов евреев, однако они составляли 47 процентов учеников гимназий. На более высоком уровне образования сложилась похожая ситуация: 25 процентов студентов, поступивших в Венский университет в 1904 году, были евреями. Многие из них изучали медицину.

Не одно десятилетие евреи стекались в Вену со всех концов Австро-Венгрии — их привлекал относительно либеральный режим императора Франца-Иосифа и не отпугивал политический антисемитизм, что неистовствовал в империи повсеместно. Евреи старшего поколения пытались вырваться из душной религиозной среды, царившей в небольших городках и местечках, где они выросли, и делали все возможное для того, чтобы их дети получили лучшее, на что можно было рассчитывать. Особенно ярко это сказалось в области изучения медицины.

Сложившаяся ситуация встревожила некоторых представителей немецкой академической медицины. Теодор Бильрот, один из ведущих немецких хирургов, занимавший в конце XIX в. должность профессора Главного университетского венского госпиталя, выразил недовольство столь большим числом еврейских мигрантов в своих классах. Он изложил свой взгляд на эту проблему в книге «Медицинские науки в немецких университетах», которой была уготована судьба стать классикой мировой образовательной философии.

«За вычетом, быть может, должности священника, нет такой стези, которая столь часто использовалась бы малообразованными классами, рассчитывающими влезть в культурные сословия на плечах молодого поколения, как медицина. Для евреев медицинская карьера несет в себе относительно меньше сложностей, чем любая другая, и если доктор однажды добивается скромного успеха, он становится примером для бесчисленных подражаний...

У еврейского купца в Галиции или Венгрии (у венгерских евреев наихудшая репутация даже среди венских студентов), который зарабатывает ровно столько, сколько необходимо, чтобы спасти себя и свою семью от голода, есть более или менее одаренный сын. Тщеславие матери требует, чтобы в семье был ученый, талмудист… Поэтому юношу отправляют в Вену. Его имущество — только одежда. Какие стимулы могут быть у такого юноши? Он всю жизнь прозябал в самых ничтожных и жалких условиях и никогда уже не будет способен освободиться от своего узкого кругозора. И вот он поступает в университет. Но наши методы преподавания не предназначены для таких студентов и в таких условиях не действуют, ибо для учения требуется свободный ум и свободное интеллектуальное движение. Подобные люди никоим образом не подходят для научной карьеры».