Читать «Чудом рождённый» онлайн - страница 115

Слушая и запоминая слова Ленина, Атабаев поражался необычайной объемности его тезисов и еще больше — легкости, с какой он объяснял народу сложнейшие вещи. В небольшой речи он рассказал и об итогах войны с Польшей, и о финансах, концессиях, и о взаимоотношениях с крестьянством, и о профсоюзах, и о нравственных вопросах, о той «Сухаревке», которую уничтожили в Москве на Садовом кольце и какая живет в мелкособственнических душах. И в том, как он говорил, не было ни тени дидактизма и повелительности, он как бы разъяснял людям то, что они думали сами, с чем ехали сюда со всех углов зимней, голодной, усталой страны.

Ночью, в холодом номере «Метрополя», — гостиницы, переименованной теперь во Второй дом Советов, — Кайгысыз поёживался под тонким солдатским одеялом. Не спалось. И не только потому, что было холодно. Все впечатления этого необыкновенного дня и лицо Ленина, и его голос, и его речь заново волновали до сердцебиения. Чтобы успокоить себя, он призывал на помощь всю самодисциплину, на какую был способен. Чему он выучился за этот день? Как сделать, чтобы все, что сегодня услышал, стало путеводной звездой на долгие годы? Какой теоретический корень извлечь из конкретнейших вещей, о которых говорил сегодня Ленин?

Он подошел к окну, босой, закутавшись в одеяло.

Луна в асфальтово-сером небе; искристый блеск высоких сугробов; могучие, торжественные колонны Большого театра, опоясанные гирляндами кумачовых флагов по случаю съезда; застывшие на бегу кони над фронтоном; огромная снежная безлюдная площадь…

«Россия всегда масштабна, — подумал он. — Шестая часть мира…» И вдруг, как зигзаг молнии, блеснула мысль, которая бродила и не складывалась, не выговаривалась до этой минуты. О чем же по сути говорил Ленин? Он говорил о неодолимом движении народных масс, поднятых на борьбу за свое счастье не в одной маленькой Туркмении, даже и не в одной большой России — нет, во всем мире! Он говорил о текущих задачах, но одновременно — на многие десятилетия вперед.

Волчьи следы на песке

А далеко от Москвы, на окраине Теджена, за кибиткой Мурада Агалиева, той глухой зимней ночью волк загрыз пса.

Трудно понять, почему молодой председатель уездного исполкома поставил сбою кибитку рядом с четырьмя другими, — батрацкими, на пустыре, заросшем верблюжьей колючкой. Он, видно, хотел устыдить кой-кого из слишком опасливых работников милиции — доказать им, что Советская власть не боится ночных басмаческих налетов. А может быть, хотел он других поучить, чтобы не зазнавались, не забывали народ, а он живет в кибитках — не в городских квартирах. Только в ту зимнюю ночь волк загрыз его любимого пса.

Как всегда, Мурад поздно вернулся домой, рухнул на кошму и уснул мертвым сном. На дворе лаял пес, и сквозь сон Мураду казалось, что в степи звенит колокольчик, а перед рассветом он услышал рычанье и пронзительный визг. Мураду подумалось — это его пес задрался с соседской борзой. Мурад повернулся на другой бок и успокоился. Само собой пришла добрая мысль о Кайгысызе. Тот сейчас в Москве, может с самим Лениным беседует — каждому свое, а мы тут тедженскую ночь с собаками караулим…