Читать «Чудом рождённый» онлайн - страница 11

— Толмач? Переводчиком? Не могу сказать, что это мне не нравится. Если приезжаешь в город и не знаешь языка, то мало чем отличаешься от скотины. Нельзя сказать, что это мне не нравится…

Похоже было, что слова Нобат-ага обрадовали мальчика. Он с живостью принялся объяснять:

— Вот видишь, я больше не буду возиться с коровьим навозом. Потом я слышал, что в школе хорошая еда и учеников одевают во всё новое. И учиться там будут только туркменские ребята.

Старик одобрил эти слова.

— Я вижу, верблюжонок, ты все обдумал. И ты прав. Как отец скажу: поезжай! Останешься здесь — буду бояться за тебя. Если примером для ребенка будет урод Гельды, — язык не поворачивается сказать, что это будет! А в школе ты станешь человеком. Неграмотный слеп. Все мы в ауле слепые. Когда мулла куда-нибудь уедет, а нужно прочитать письмо, садимся на коня и скачем в Душак или Теджен.

Старик помолчал, потом взял за руку мальчика и сказал:

— Одного я боюсь…

— Ты думаешь, я еще маленький и меня будут бить?

— Что попадает в соль, становится соленым. Попадешь в эту школу — станешь русским.

— Тогда… значит, не ехать?

— Поезжай! Только помни, что ты туркмен. Люби русских, люби персиян, люби кого хочешь. Всюду есть добрые люди. Но не изменяй своему народу, память о нем береги пуще своего ока.

Кайгысыз растерянно моргал, не понимая, почему разволновался старик и что ему ответить. Они долго так сидели, не глядя друг на друга, пока, наконец, Нобат-ага снова нарушил молчание:

— Смотри, верблюжонок, солнце коснулось земли подбородком. Говорят, сомнение — враг смелости, капкан на дороге идущего. Мне еще много надо сказать тебе, но оставим это до твоего возвращения. А пока — прощай! Будь здоровым и сильным.

И старик обнял мальчишку.

Элбисинэ. Элбасаны. Элботуры…

В том ауле, где прошло мое детство, тоже не было школы. Не было и грамотных. Но мне повезло. Отец сказал:

— Всех учить не смогу. Но один в семье должен быть грамотным.

Я был худощавый, не очень-то крепкий, поэтому выбор пал на меня.

— Пользы от тебя все равно мало, — сказал отец, — лопату и то поднять не можешь. Пойдешь в школу — хоть какая-нибудь выгода будет.

Он отвез меня в соседний аул, где была школа, поселил у своего знакомого. Учились мы в глинобитной мазанке. Дым из очага почти не вытягивало через отверстие в потолке, и мы всё время жмурились — щипало глаза.

Ни книг, ни карандашей, ни бумаги… Мы сидели на земляном полу и писали буквы деревянной палочкой на вощеной доске. Время от времени мы становились на колени, отбивали поклоны и хором повторяли загадочные слова:

— …Элбисинэ, Элбасаны, Элботуры, Эиуй!

Учитель-мулла восседал посреди комнаты на толстом матраце, под рукой у него — ивовые прутья. Со страхом и ненавистью мы косились на них — стоило кому-нибудь вытянуть затекшие ноги, мулла тут же больно стегнет.

— Бездельник, лентяй! — кричал мулла, и на губах у него выступала мутная пена. — Верблюд под себя четыре ноги убирает, а ты две поместить не можешь?

Отдавая сына учиться, родители обычно говорили мулле: «Мясо твое, кости — мои». Следовало понимать так, что бить можно сколько угодно, только не уродовать. И детей били за вину и без вины. Тяжко давалась наука.