Читать «Страсти по Юрию» онлайн - страница 4
Ирина Лазаревна Муравьева
— Ну, что ты молчишь?
— Так а что говорить?
— Нет, ты подожди! Ты решил доказать…
— Да что тут доказывать… — Он дернул своей обожженной щекою и все-таки встал.
Обожженная щека, которую он прятал под седыми волосами и стеснялся ее, хотя, как искренне думала Варвара, его умное лицо с высокими татарскими скулами и ясными глазами только выигрывало от темной плесени небольшого ожога, который его отличал ото всех, — эта бедная щека была ей знакома во всех своих впадинках, родинках, шрамах, и сейчас, когда он задергал вдруг ею, и встал, и двинулся к вешалке, словно не видел, что Варя сидит на полу, она перегородила ему дорогу, обхватила его шею руками, прижалась губами к ожогу и замерла.
— Повалишь меня, — усмехнулся он кротко.
Но они уже снова оказались на кровати, и он покорно опустился на подушки, глядя на нее своими вдруг особенно заблестевшими глазами. Она лежала на нем, обеими смуглыми и сильными руками сжимая его плечи, и волосы ее, такие же черные, как и глаза, и с той же внутри синевою, лились на него водопадом. Поплыли, поплыли… Ты где? Я с тобой. Послушай, как бьется! Послушай, как бьется! Зачем же ты вырвалась? Я? Я не вырвалась…
Он ей подчинялся, но только сейчас, в постели, внутри ее тела, а стоит ему оторваться, уйти, она ведь опять остается одна, опять умирать, ждать звонка, и опять — бряцанье цепей, этот жуткий их скрежет!
За окнами стало темно, снег пошел.
— Когда папа сказал мне, что мама моя умерла, — прошептала она, прижимаясь к нему и слушая постепенно успокаивающийся стук его сердца, — мне было лет шесть…
Слова ее тихо дымились во сне. Они были частью огня, продлевали тепло, и лицо Владимирова, еле различимое в наступившей темноте, напоминало клочок какого-то облака, светлого по сравнению со всем остальным черным небом, затянутым плотными тучами.
— Ты плачешь?
— Но, мой ненаглядный, а как же не плакать?
Пусть помнит, насколько ей трудно. Пусть чувствует, что она плачет все время. На самом деле она плакала так, как плачут люди, достигшие наконец того, к чему они стремились, и сладко топящие боль напряжения с помощью слез. Ей было жаль его, и одновременно она не могла не радоваться тому, что сейчас он уже никуда не торопится и не смотрит на часы. Он был рядом с нею, дышал в ее волосы, гладил мизинцем ее сине-черные, длинные брови.
Она победила и плакала тихо.
— Когда мне сказали, что она умерла, — а я думала, что она куда-то уехала и вот-вот вернется, — я никому не поверила. Дети не понимают, что такое смерть… Они чувствуют, что это не навсегда…
Крепкая шея его напряглась, как будто он подавил зевоту. Варвара тут же насторожилась:
— Ты спать хочешь, Юрочка?
— С чего ты взяла?
— У нас дома было очень много маминых фотографий, — быстро, не давая ему заскучать, заговорила она. — И я по вечерам, засыпая, представляла себе, как мы идем на кладбище и достаем ее из-под земли.
Он вздрогнул, прижался к ней крепче.