Читать «Сципион Африканский» онлайн - страница 83

Но сколько Фабий ни взывал к народу, сколько ни напоминал о своих прошлых заслугах, ему не удалось убедить квиритов в своей беспристрастности. «Говорили, что он просто ворчун и завистник или же от старости растерял все свое мужество, изуверился во всех надеждах и потому дрожит перед Ганнибалом более, чем следует» (Plut. Fab., 26). Можно было бы объяснить странную враждебность Фабия к молодому герою тем, что Кунктатор не понимал смысла африканской экспедиции, которая казалась ему безумной авантюрой в духе Фламиния и Варрона. Конечно, Фабий не одобрял планов Сципиона. Но дело обстояло сложнее. Когда он увидал, что экспедиция неизбежна, он даже стал подбивать коллегу Публия, Лициния Красса, поехать в Африку вместо него, лишь бы только командование не досталось ненавистному Корнелию (ibid., 26). Красс, однако, решительно отверг предложение Фабия и поддержал коллегу.

Чтобы не чернить имя Максима подозрениями в зависти, постараемся найти другую причину этой непонятной ненависти. Фабий был воплощенный здравый смысл и разумность. Он был набожен и почтителен к богам, что выражалось у него в строжайшем соблюдении всех обрядов. От природы Фабий был крайне осторожен и недоверчив. Беспрерывные неудачи в течение четырнадцати лет сделали его нерешительным. Его пугало всякое прямое столкновение с врагом. Фабий стяжал себе всеобщее уважение, его методы были признаны наилучшими, действительно, с этой славой можно было жить и умереть. С презрением смотрел он на неразумных и дерзких авантюристов, вроде Фламиния и Варрона. Он чувствовал свое глубокое превосходство над ними, и это давало ему силу их презирать. Он был незыблемо уверен в непогрешимости своей тактики и потому был доброжелателен и снисходителен к другим полководцам, даже, вероятно, радовался их успехам, ибо они шли его путем. И вдруг, когда он считал уже свой жизненный путь оконченным, является Публий Сципион и все переворачивает.

Старый диктатор не понимал ни планов, ни тактики молодого полководца. Все предприятия Сципиона казались ему чистейшим безумием, и тем не менее они всегда увенчивались блестящими победами, тем более поразительными, чем менее их можно было ожидать. В глазах Фабия Публий был менее всего похож на серьезного, разумного полководца. Максим представлял себе вождя войск степенным, важным, постоянно погруженным в свои планы. Между тем перед ним был веселый повеса, «гуляка праздный», увлеченный удовольствиями юности. Поэтому, подобно многим своим современникам, Фабий считал Публия «каким-то баловнем судьбы, все предприятия которого удаются вопреки всем расчетам, случайно» (Polyb., X, 2, 6). Беспечный вид Публия и его склонность к развлечениям казались ему несомненным доказательством того, что он никогда не обдумывает свои планы, действует как бог на душу положит и только благодаря странному капризу судьбы ему до сей поры везло. Но это не может продолжаться вечно, говорил он. Фортуна скоро отвернется от безрассудного молодого человека (так он называл Сципиона), и настанет ужасная, гибельная катастрофа. «Не всегда же безрассудство кончается счастливо», — добавлял он (Liv., XVIII, 42). И настолько крепко было это убеждение Фабия, что, даже когда Публий уже высадился в Африке и в Рим полетели вести о его блестящих победах, «Фабий не удержался и предложил сменить командующего, хотя не мог привести никаких оснований, кроме того, что счастье не может так долго улыбаться одному человеку» (Plut. Fab., 26).