Читать «Япония. Год в дзен-буддийском монастыре» онлайн - страница 9

Поскольку говорили здесь только на японском, мне предстояло его изучить. Жившая по соседству женщина согласилась давать уроки, и ежедневно я час занимался с ней, а потом час или два делал домашнее задание. Постепенно я начал немного понимать по-японски, а заговорил на нем только через полгода, но говорить бегло и правильно так и не научился.

Первое занятие медитацией навсегда врезалось мне в память. Боль в теле началась уже через несколько минут. Бедра дрожали, как скрипичные струны. Ступни превратились в горящие головешки. С трудом удерживаемая в вертикальном положении спина, казалось, сама собой раскачивалась и скрипела. Время текло невообразимо медленно. Ни о каком сосредоточении не было и речи, к тому же я не знал, на чем следует сосредоточиться, а просто сидел и ждал, когда же ударит колокол и мои мучения наконец прекратятся.

Впоследствии мне приходилось наблюдать за новичками, японцами и западными людьми, но не довелось увидеть никого, кто был бы таким неуклюжим, как я. Многим сразу же удавалось сидеть в равновесии, а мне понадобилось три месяца, чтобы перестать раскачиваться и научиться правильно складывать ноги. Худшее к тому времени было позади, однако мои страдания на этом не кончились, поскольку существуют разные виды страдания.

Медитация сложна для всех. Наша индивидуальность принуждает нас к активности: мы ходим туда-сюда, жестикулируем, что-то говорим, шутим, доказывая таким образом самим себе и окружающим, что существуем, что наша индивидуальность является чем-то значительным.

Нас пугает тишина, страшат свои собственные мысли, хочется послушать музыку или посмотреть фильм. Нам необходимо отвлечься, для чего мы наводим порядок, закуриваем, выпиваем, выглядываем в окно. Все эти занятия во время медитации отсутствуют.

В дзен-буддизме существует упражнение кинхин. Монахи, просидев неподвижно несколько часов, ходят по кругу, продолжая пребывать в медитации. Только старший монах, ответственный за это упражнение, следит за временем и за тем, куда он держит путь. Все остальные просто ходят за ним.

Когда я впервые принял участие в кинхине, я вынужден был покинуть круг и выйти из зала в сад. Я прислонился к дереву и смеялся до тех пор, пока у меня не потекли по лицу слезы. Я, путешественник, битник (тогда еще не было хиппи), свободный человек, ходил строем и отсчитывал время!

Медитация — это упражнение, призванное освободить человека от всех пут. Я был связан мыслью, мною же созданной, что я ни к чему не привязан. Японский физик, приходивший к нам на вечернюю медитацию, рассказывал, что, когда он пытается сосредоточиться, ему очень трудно удержаться от смеха. Сидеть молча — это способ отойти от себя, изолировать себя, порвать не только с тем, что тебя окружает, но и с тем, что пребывает в твоем сознании. Позже мне дали коан для обучения сосредоточенности, и я понял, что сосредоточенность может быть рассеяна самыми простыми вещами. Воспоминание о вкусном супе, съеденном много лет назад в ресторане, заставляет человека десять минут размышлять над совершенно разрозненными фактами и вызванными ими ассоциациями. Медитировать — значит сидеть молча, в правильной позе и сосредоточиться на каком-то предмете, не важно каком. На Будде, на Христе, на камне, на ничто, на вакууме, на безоблачном синем небе, Боге, любви… Занимаясь дзеном, сосредоточиваются на коане — истории, которую учитель дает ученику. Человек старается стать одним целым с коаном, сократить расстояние между ним и собой, потеряться в нем, пока все не отпадет, не исчезнет и не останется ничего, кроме коана, заполнившего собой весь мир. Если это удается достичь, последует просветление, озарение. Все очень просто, но на деле невозможно или почти невозможно, ибо, будь оно совсем невозможно, всякая мистика и обучение мистике утратили бы всякий смысл. Но мистицизм стар как мир: «свободные люди», «мудрецы», «святые», «пророки», «адепты», «архаты», «бодисатвы», «будды» появились благодаря всевозможным школам и техникам, которые разрушают эго, уничтожают «я».