Читать «Все люди смертны» онлайн - страница 200

Симона де Бовуар

Она говорила напористо, ее голос ласкал и звал; и в глубине, под слоем остывшей лавы и пепла, что-то шевельнулось. Шершавая кора старой липы прижималась к моей щеке, платье в лиловую полоску таяло в глубине аллеи.

— Если бы вы захотели, я могла бы стать вашей подругой.

— Вам не понять. Никто не в силах понять, кто я такой.

— Ну так объясните мне.

Я покачал головой:

— Вам нужно выспаться.

— Я не хочу спать.

Она сложила руки, как прилежная ученица, но кончики ногтей царапали мрамор столешницы. Она была одинока и рядом со мной, и со своими товарищами, одинока в мире, со всем тем грузом страдания, который она взвалила на свои плечи.

— Вы несчастливы, — сказала она.

— Да.

— Ну вот видите! — воскликнула она с внезапной горячностью. — Вы же видите, что тоже принадлежите к миру людей; вас можно жалеть, вас можно любить…

Смеясь, она вдыхала запах роз и цветущей липы: «Я знала, что вы были несчастны». А я сжимал древесный ствол и думал: стану ли я снова живым? Под застывшей лавой клубился чуть теплый пар. Я знал, что она уже давно любит меня.

— Однажды вы умрете, и я забуду вас, — сказал я. — Разве это не делает нашу дружбу невозможной?

— Нет, — возразила она. — Даже если вы меня забудете, наша дружба останется жить в прошлом и будущее не сможет ее разрушить.

Она подняла глаза, и взгляд их затопил ее лицо.

— Я принимаю будущее, в котором вы обо мне забудете, и прошлое, в котором меня не было: это часть вас, и именно вы сидите в эту минуту передо мной со своим прошлым и будущим. Я часто об этом думала и говорила себе, что время не сможет нас разлучить, если только… — Она запнулась и быстро проговорила: —…Если только вы согласились бы стать моим другом.

Я протянул ей руку. Впервые за века, несмотря на долгое прошлое и бесконечное будущее, благодаря ее любви я полностью уместился в настоящем, я был вполне живым. Я был мужчиной, которого любит женщина, человеком, пусть и со странной судьбой, но не чужаком на этой земле. Я тронул ее пальцы. Всего одно мое слово, и мертвая корка растрескается, и жизнь снова забурлит; мир обретет лицо, и придут ожидания, радость и слезы.

Она очень тихо сказала:

— Позвольте мне вас любить.

Несколько дней, несколько лет; и вот уже ее иссохшее тело простерто на смертном ложе; все краски смешались, небо погасло, и запахи умерли. «Ты забудешь меня». Ее лицо застыло в овальной раме. И нет уже слов, чтобы сказать: ее здесь нет. Где ее нет? Ведь я не чувствую утраты.

— Нет, — сказал я. — Все это ни к чему. Не надо.

— Неужели я для вас ничего не значу?

Я смотрел на нее. Она знала, что я бессмертен, она осознала смысл этого слова — и она любила меня: она была способна на такую любовь. Если бы я еще мог пользоваться человеческими словами, я сказал бы: «Вот самая великодушная и самая страстная, самая благородная и самая чистая из женщин, которых я знал». Но эти слова уже ничего для меня не значили. Лаура уже была мертва. Я отпустил ее руку.

— Так и есть. Вам этого не понять.

Она поникла и перевела взгляд на свое отражение в зеркале. Она была одинокой и усталой; ей предстояло состариться в одиночестве и унынии, не получая ничего взамен расточаемых ею даров, которых у нее никто не просил, — состариться подле этих людей, в борьбе за них, без них, против них, сомневаясь в них и в самой себе. В моем сердце что-то еще чуть теплилось — это была жалость. Я мог вырвать Лауру из ее жизни; остатки моего состояния позволяли мне увезти ее в теплые края, где она могла бы вытянуться в гамаке в тени пальм, а я говорил бы ей слова любви.