Читать «Жак де Моле» онлайн - страница 75

Дело в том, что матерью нынешнего папы римского Климента V — в прошлом архиепископа города Бордо Бертрана де Го — была Ида де Бланшфор, и принадлежала она тому славному роду, из которого и вышел, может быть, наиболее могущественный и влиятельный за всю историю ордена Великий Магистр Бертран де Бланшфор. Получалось так, что папа Климент V, этот верный слуга короля, приходился родственником одному из бывших иерархов ордена, и поэтому заступничество за опальный орден могло стать делом его фамильной чести. На такой поворот событий втайне и рассчитывал Магистр, об этом и шептал ему в левое ухо предательский голос, успокаивая старика относительно пыток и прочего. Голос бормотал, что его, Магистра, подвиг мученичества, скорее всего, и не понадобится. Все обойдется и так, без дыбы, простой беседой с глазу на глаз. Вмешается папа, и главу ордена переведут в другое, более (безопасное место.

Де Моле изо всех сил старался не слушать сладкий шепот искушения и продолжал ходить из угла в угол, мысленно готовя себя к тому, что муки принять все-таки придется. Кому, как не ему, Магистру, и надо показать пример неколебимого мужества и стойкости…

Каково же было удивление де Моле, когда духовник, который по статусу обязан был посещать столь непростого заключенного, шепотом поведал о четырех рыцарях, решивших вынести во имя ордена страшные муки, какие можно встретить лишь в аду.

Получалось так, что четыре простых тамплиера, которые ничего не ведали о грандиозных планах своих иерархов, добровольно взяли на себя защиту чести ордена.

— Как?! Как их зовут?! — не выдержал и прокричал Магистр.

Шепотом ему были названы имена всех четырех, и он, как ни силился, не мог вспомнить в лицо ни одного из них. Тогда Магистр дал волю слезам. Старый рыцарь оплакивал не только этих невинных мучеников, безропотно отдавших свои жизни во славу ордена, но и свою собственную слабость, свое предательское искушение и скрытую потаенную радость, с которой он думал о возможном заступничестве папы.

Братья, судьбы которых оплакивал сам Магистр, страдали поодиночке. Они и понятия не имели, какой эффект произведет на всех их упорное отрицание вины. Они лежали измученные, каждый в своей камере, на гнилой соломе. Братья были обессилены настолько, что не могли даже испить гнилой воды из деревянной посудины, принесенной тюремщиками. Черствый хлеб рядом с деревянной плошкой жадно доедали крысы, и если бы не глухие стоны мучеников, то у этих животных на обед был бы и кусочек мяса, которое так и манило к себе запахом крови: палачи постарались с удвоенным рвением.

Четверо братьев были разного возраста и в орден вступили в разное время. Кто-то дольше, кто-то меньше мог считать себя храмовником. Но, несмотря на разницу в возрасте и различный срок пребывания в рыцарском братстве, покрывшем себя неувядаемой славой в боях в пустынях Палестины, все они имели нечто общее и по праву могли считаться подлинными братьями. В душе каждого из них тлела до поры до времени особая искра, рождая в их сердцах мечту о возвышенном и стремление к подвигу. Эту тайную искру лишь разжег огонь инквизиции, через боль и страдания показав этим людям, чего они по-настоящему стоят.