Читать «Топор гуманиста» онлайн - страница 2

Александр Владимирович Тюрин

А отец мой оказался строителем, только не практиком, а теоретиком, изучал он вечную мерзлоту – уж чего-чего, а этого в Няксимволе хватало. В одну из своих научных командировок то ли он соблазнил первобытную Наташу Ростову, то ли она его оглушила и заневолила, что маловероятнее. Но так или иначе возник я.

У отца имелось семейство в Ленинграде, двое ребятишек. Был он комплексантом, потому, наверное, не завел себе цивилизованную любовницу, а связался с таежной богатыркой. От погибели он меня спас – и на том спасибо, но в свою семейку не пустил, чтобы я не нервировал родных и близких, однако пристроил к бабушке, очень петербургской старушке.

У сына таежной охотницы и внука петербургской бабушки мог вырасти только комплексант. Хотя я вечно зубрил уроки и заранее, еще летом, прочитывал учебники, но пред учителем слова застревали в заднице, как будто я был медведем из леса. А на вступительных экзаменах в ВУЗ меня вообще медвежья болезнь поразила, все шпаргалки на сортир просадил.

Поэтому ровно полгода спустя побрили мне голову в солдаты. Ростом Господь не обделил, ну а в остальном я был лох лохом. Естественно, что призывная комиссия захотела шутку отмочить и отправила меня в довольно элитные войска, в морскую пехоту. Я первые несколько месяцев как в нирване жил, это меня и спасло. Кто меня там поджопниками награждал – я потом и вспомнить не мог. А далее мое тело из Севастополя в Герат переслали. Тот неправ, кто думает, что в Афгане не было нашей морской пехоты. Еще как была. И что интересно, открылась там у меня охотничья лесная мудрость – мамино наследство даже в горах пригодилось. Стал я чувствовать вражью силу, то есть со мной ребята не напарывались на засады, на минах и растяжках не подрывались.

После службы был какой-то занюханный институт, кажется, холодильной промышленности, думать там было ровным счетом не о чем, поэтому стал я выстукивать на машинке истории о животных разного обличия. И вдобавок хаживал на всякие литературные семинары, где кучковались интеллигенты разной степени заплесневелости и делали вид, что они – культура.

Может, протяни я еще годик и стал бы катать книжки про разные там мафии и борющихся с ними афганцев, или что-нибудь по эротической части заделал бы, например роман "С елдой наперевес". Но в начале 1992 наступило суровое безденежье: наши "чикагские мальчики" лихо освободили карманы населения от "лишних" денег – всё, как папа Милтон Фридман прописал. Хотел я устроиться на завод, где делают любимые холодильники. Но там бросилось в глаза, что цеха смахивают на блошиный рынок, а цветные металлы, из которых мастерят важные детали, уплыли куда-то за бугор. Наверное, превратились там в виллы, на которых золотят свои тела либерализованные начальники. "Чикагские мальчики" явно толкали меня в бандиты и потому я отчалил, так сказать, до прояснения ситуации, в своего рода творческий отпуск. К папе, который проживал с новой женой уже не на Васильевском острове, а на одном иерусалимском пригорочке.