Читать «Гастролеры и фабрикант» онлайн - страница 114

Евгений Евгеньевич Сухов

– Вы уверены, господин полковник? – не сразу спросил Розенштейн.

– Уверен… Кроме нас троих, в доме больше никого нет, ведь так, господин Долгоруков?

Всеволод молча кивнул.

– Вот видите? – произнес Засецкий, глядя мимо помощника полицеймейстера. – Господин Феоктистов сбегать никуда не собирается, ему надо вернуть свои деньги. Ну, а господину Долгорукову сбежать не позволю я, – выразительно качнул зажатым в ладони револьвером чиновник особых поручений. – Снимайте оцепление с дома и ступайте, господин Розенштейн. Я через часик прибуду.

Когда полициант ушел и оцепление с дома было снято, в чем лично убедился Засецкий, выглянув в окно, чиновник особых поручений предложил Севе и Феоктистову присесть (ведь они во все время разговора стояли на ногах). Выглядел господин полковник уставшим и напряженным.

Он расслабил галстух и тоже присел в кресло.

– Вам нехорошо? – поинтересовался Долгоруков.

– Отчего же? – посмотрел на Севу Засецкий с легкой усмешкой. – Напротив, мне очень хорошо. Миссия моя выполнена, последний аккорд рапсодии сыгран, и наконец-то я смогу отправиться восвояси.

– Что значит, «миссия выполнена»? – возмущенно произнес Феоктистов. – Что значит – сыгран последний аккорд? А кто востребует с мошенников назад мои деньги?

С этими словами Илья Никифорович гневно посмотрел в сторону Всеволода Аркадьевича, развалившегося в кресле и непринужденно болтавшего ногой, закинутой одна на другую. Лицо Севы Долгорукова было безмятежно и выражало единственно благость и покой.

– Надо полагать, никто, – просто ответил Засецкий.

– Что-то я недопонял, – поднял брови Феоктистов. – Как это, позвольте полюбопытствовать, никто?!

Холодная змея, заползшая в душу Ильи Никифоровича, стала увеличиваться в размерах. По спине мерзковато прокатилась струйка пота, за ней другая, третья, столь же противная…

Стало мокро под мышками.

Похолодело в животе.

И неприятно ослабли колени…

– Вот, прочтите, – достал Засецкий из внутреннего кармана лист исписанной бумаги и протянул Илье Никифоровичу. – Если вы будете настаивать на возвращении денег или даже обратитесь с претензией на господина Долгорукова и его товарищей в полицию, эта бумага в числе прочих ляжет на стол господина полицеймейстера незамедлительно.

Ничего не понимающий пока Феоктистов почти вырвал из рук Засецкого лист и развернул его. Это было обращение в полицию, написанное… Наталией Георгиевной Полуянц.

Когда Илья Никифорович читал его, у него заметно дрожали руки. От негодования, злобы, может, и страха. Первым на это дрожание обратил внимание Засецкий. Он кивком указал на это Севе, и тот кивнул в ответ: спасибо, мол, вижу.

А Феоктистов, с клокотавшей у него внутри яростью, продолжал читать бумагу его полюбовницы-содержанки. Особенно вывели его из себя следующие строки:

«… и принуждал меня совершать действия, унижающие меня как человека и порочащие мою честь как женщины, угрожая тем, что выгонит меня из дома, если я не буду исполнять его в высшей степени извращенные и омерзительные желания…»