Читать «Перепутанный» онлайн - страница 8

— Нажимайте многократно, пусть повибрируют. Теперь Е?

Два штырька по диагонали.

— Ж?..

Два штырька внизу, один вверху справа.

…Осваиваю азбуку слепых — по системе Луи Брайля, мальчика, ослепшего в три года, затем музыканта и преподавателя. Рука покоится на подставке, пальцы в выемках; снизу электромагнитики ударяют в их подушечки штырьками в разных комбинациях, от одного до шести — они целиком исчерпывают буквы, цифры, знаки препинания, даже математические и нотные знаки. И куда проще обычных начертаний, кстати. Так бы умер и не знал. Спасибо, мсье Брайль, коллега!

— Теперь наберите простенькую фразу… ну, скажем: «Мама Милу мылом мыла». Не спеша.

— Еще раз! Еще… Произнесите эту фразу. (Колышущиеся серо-зеленые вспышки с промежутками тьмы.) Не артикулируйте, с нормальной отчетливостью. Еще разок… Вы знаете, что у вас голос зеленого цвета? Теперь напечатайте эту фразу. Дайте мне листок. Благодарю!

Ощущаю листок бумаги в левой руке. Держу на нормальном расстоянии перед незрячими глазами, вожу ими. Ага, вот она, напечатанная строка: ровное высокое шипение становится прерывистым, спотыкающимся. Так это, выходит, и есть «Мама Милу мылом мыла»? Ну и распротудыть же твою в господа — бога и дифференциальное исчисление!.. Спокойно, Боб, или как там тебя — Макс? Спокойно. Освоим. Главное, чтобы выработалось взаимно-однозначное соответствие, новые рефлекторные дуги. Для этого надо воспринимать вместе с осязаемым световые и звуковые «образы». |

— Теперь наберите свое имя, произнесите и напечатайте его.

По ту сторону стены… нет, скорее шахтного обвала, через который ко мне начал просачиваться тонкий лучик информации, — за телетайпом Юля, Юлия Васильевна, ассистентка и первая помощница шефа. Какая она? Честно говоря, я ее плохо представляю, ибо плохо помню. И не потому, что мало общались-достаточно, просто мало обращал на нее внимания: всегда в тени, под рукой, исполнительна — и ничего яркого во внешности. Кажется, у нее желтоватые (или пегие?) волосы-прямые, с короткой челкой над крутым лобиком, худое лицо, узкий подбородок, ранние морщины, которые она не считает нужным скрывать; ей, по-моему, нет и тридцати. Да, еще у нее хорошие, иронические губы — она их часто кривит в какой-то самоскептической улыбке, усмешке над собой: то правую сторону, то левую. Нос сапожком, глаза… серые? Нет, не помню. Голос, кажется, тихий и чистый, но без тех обертонов, которые проникают в душу мужчин, обертонов женственности. Миниатюрна и сложена вроде бы нормально.

Сейчас мне кажется очень важным-вспомнить, хоть мыслью увидеть, какая она. Ибо присутствует Юлия Васильевна в моей комнате в виде каких-то плавных, неопределенно мягких звуков — да и то когда я повожу глазами слева направо или снизу вверх и обратно, — в виде голоса зеленого цвета… да еще еле уловимого запаха какой-то парфюмерии, не то духов, не то помады. Собственно, пока я не ощутил под пальцами ее имя, то не был уверен, что это именно она; знал только, что не Патрик и не Гераклыч.

— Знаете, Юля, вам надо срочно в меня влюбиться. Тогда я услышу блеск ваших глаз и румянец щек… в виде журчания какого-то? Или мурлыканья? Увижу интимные световые переливы в вашем голосе, блики смеха… А?