Читать «Цицерон» онлайн - страница 203

…Лесбия, та, что самой жизни, Милых всех для меня была дороже, В переулках теперь и в подворотнях Эта Лесбия тешит внуков Рема (58).

Он признается, что в нем по-прежнему бушует страсть, но он уже не может ее уважать (72).

Нет, ни одна среди женщин такой похвалиться не может Преданной дружбой, как я, Лесбия, был тебе друг. Крепче, чем узы любви, что двоих нас когда-то вязали, Не было в мире еще крепких и вяжущих уз. Ныне ж расколото сердце. Шутя ты его расколола, Лесбия! Страсть и печаль сердце разбили мое. Другом тебе я не буду, хоть стала б ты скромною снова. Но разлюбить не могу, будь хоть преступница ты! (87; 75).

Катулл был совершенно изнурен «этой несчастной, этой проклятой любовью» (97). Ум его мешается, он разбит, болен, измучен. Он на грани безумия и обращается к богам со страстной молитвой:

Если о детстве, о юности память, о радостях чистых Смертному сладка, — когда ясною видит он жизнь, Знает, что не был неверным, что клятвою лживой не клялся, Имя святое богов не призывал на обман, Знай, если так, то, наверное, в жизни счастливой и долгой Ждет еще радость тебя, проданный подло Катулл! Все, чем влюбленное сердце любимого словом и делом Может обрадовать, все сделал ты, все ты сказал. Все, что доверчиво отдал, поругано, попрано, сгибло! Что же ты любишь еще? Что же болит твоя грудь? Тратишься в чувстве напрасном, не можешь уйти и забыться. Или на зло божеству хочешь несчастным ты быть? Трудно оставить любовь, долголетней вскормленную страстью. Трудно, и все же оставь, надо оставить, оставь! В этом одном лишь спасенье. Себя победи! Перемучай! Надо! Так делай скорей! Можно ль, нельзя ли, живи! Боги великие! Если доступна вам жалость и если Даже и в смерти самой помощь вы людям несли, Сжальтесь теперь надо мною, за то, что я жил непорочно, Вырвите эту напасть, ужас и яд из груди! Вот уже смертная дрожь к утомленному крадется сердцу, Радость, веселье и жизнь — все позабыто давно. Я не о том уже ныне молюсь, чтоб она полюбила, И не о том, чтоб была скромной, не может ведь, да! Нет, о себе лишь прошу, чтоб здоровым мне стать и свободным! Боги, спасите меня, вознаградите за все! (76)

Он не мог больше оставаться в Риме, где все напоминало ему прошлое. Он хочет бежать, скорее бежать на край света. Друзья выхлопотали ему возможность в свите претора ехать в Малую Азию. Уезжая, он просит передать своей милой несколько последних слов. Пусть будет счастлива со своими любовниками; пусть обнимает сразу хоть по сто человек, никого не любя по-настоящему.

Только о моей пусть любви забудет! По ее вине иссушилось сердце, Как степной цветок, проходящим плугом Тронутый на смерть (II).