Читать «Пасадена» онлайн - страница 27

Если же год был засушливым, минеральный источник пересыхал, никто не ехал, земельные спекуляции замирали, и заработать на жизнь было совершенно нечем.

По утрам туман ложился на скалы и поля Приморского Баден-Бадена, тяжелые капли росы клонили к земле стебли цветов и хрупкие ветви кустов. Иногда зимой туман висел целыми днями, и деревенские — испанцы, мексиканцы, немцы, все перемешались на калифорнийской земле, — облаченные в волглые пончо, медленно выполняли свою работу, а редкие коровы старательно обрывали листья заячьей капусты и мясистые листья кактусов, торчавших в расщелинах скал. Но почти весь год туман поднимался рано утром и открывал холмы, поросшие низким кустарником, фермы и океан — потаенный райский уголок, весь в изумрудной зелени в январе, феврале, марте, в красном и желтом золоте все остальное время, через который бежала, не останавливаясь, Санта-Фе. Давным-давно деревня была обращенным к океану самым краем ранчо Маррон, на котором разводили скот. Земли этого ранчо раскинулись широко: на целых полдня пути от побережья Тихого океана до первых колючих креозотовых кустов — предвестников пустыни. Но так было в незапамятные времена, когда места эти принадлежали испанскому королю, в честь которого назвали и дорогу, бежавшую с севера на юг. Однако весь этот мир миссий и падре, мексиканских губернаторов и фермеров-скотоводов в кожаных штанах, полей, усеянных обожженными солнцем черепами, с витыми рогами на них, остовами, трупами животных, с которых снимали шкуру и жир, — весь этот мир канул в Лету, когда Дитер Штумпф, презрев все опасности океанского путешествия на ненадежном колесном пароходе, в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году добрался до Калифорнии.

Семейству Штумпф — благообразным уроженцам Шварцвальда — отвели участок в два десятка акров на утесе под названием «Гнездовье кондора», в двух милях от Приморского Баден-Бадена. Отвесная стена песчаника на семьдесят футов возносилась над водами Тихого океана, а на самом ее верху лежал неровный прямоугольник поля и текла небольшая речка, к которой, бывало, забредала иногда пума. Эта земля досталась им в собственность в виде возмещения за жестяные кружки, которые Дитер с братьями делали в своей крошечной мастерской для Армии Союза. Мастерская стояла в самой глубине таинственного Черного леса на краю Баден-Бадена, там, где богатая минералами вода уже прославилась целительными свойствами — и легко объясняемыми медициной, и ниспосланными Провидением. Больше двух лет Дитер допоздна тюкал деревянной киянкой по жестяным заготовкам, делал кружку за кружкой, загибал бортики плоскогубцами. Кружки брали у него и конфедераты, и янки, но ему не было дела, кто победит; ему хотелось только одного — не потерять работу и получить за нее расчет, пусть даже пока и неясно, сколько именно. Дитер был ниже, чем большинство мальчиков его возраста; голова его заострялась на макушке, точно яйцо, а лицо и руки были старческого, краснолилового цвета. Не было для него ничего милее, чем этот уединенный труд, ничего не радовало сильнее, чем жестяные заготовки, по которым можно было спокойно стучать киянкой, не опасаясь, что тебя будут изводить дразнилками. Когда закончилась Гражданская война — а из Шварцвальда она представлялась ненастоящей, оперной, происходящей на сцене какого-нибудь королевского театра, а вовсе не страшной, кровопролитной бойней, — федеральное правительство Соединенных Штатов предложило Дитеру вместе с братьями стать владельцами земли в награду за те десятки тысяч кружек, которые они сделали для армии. Но старшим братьям Дитера этот участок на краю света был вовсе не нужен. Дитер отдал братьям свою долю в жестяной мастерской Штумпфов, они ему — все права на участок и с легким сердцем отослали чудаковатого младшего брата в дальние края. Дитеру эта плата казалась такой огромной, что одно время он даже надеялся, что скоро снова разгорится какая-нибудь война. Со стороны могло показаться, что Дитер вел себя как двурушник, поддерживая обе стороны; ему же самому было совершенно ясно, что он поступил очень и очень мудро. Он ведь твердо верил, что каждый сам может проложить себе дорогу в жизни; так он и поступал, имея в руках киянку и тысячи простых жестяных кружков.