Читать «Разговоры немецких беженцев» онлайн - страница 28

— Не знай я вас так хорошо, милостивая государыня, — ответил священник, я мог бы вообразить, что этими высокими и строгими требованиями вы вознамерились совершенно обесценить мой товар еще до того, как я успею показать вам какой-либо его образчик. Как трудно удовлетворить ваш спрос при таком мериле! Даже в настоящую минуту, — продолжал он, немного подумав, — вы принуждаете меня отложить рассказ, который я было наметил, до другого раза, но не знаю, не сделаю ли я второпях промашку, если с места в карьер примусь рассказывать одну старую историю, которая, правда, всегда первой приходит мне на ум.

В одном приморском городе Италии жил некогда купец, с юных лет отличавшийся умом и деловитостью. Был он к тому же и отличным мореходом и нажил большие богатства тем, что сам водил корабли в Александрию, где закупал или выменивал ценные товары, которые затем с выгодой перепродавал у себя дома или отправлял дальше, и северные страны Европы. Состояние его год от году все росло, тем более что в торговле он находил для себя наивысшую радость, и у него совсем не оставалось времени для дорогостоящих развлечений. Так в неустанной деятельности дожил он до пятидесяти лет, почти не ведая тех шумных удовольствий, коими услаждают себя мирные граждане; столь же мало, при всех достоинствах его соотечественниц, привлекал его и прекрасный пол, если не считать того, что он превосходно изучил женскую страсть к нарядам и украшениям и умел при случае с выгодой ею пользоваться.

Можно представить себе, сколь мало был он подготовлен к той перемене, которой суждено было совершиться в его душе, когда однажды его тяжело груженное судно бросило якорь в порту его родного города, и не в какой-либо обычный день, а в день ежегодного праздника, посвященного детям.

После богослужения мальчики и девочки высыпали на улицы, обряженные в самые разнообразные костюмы, — они выступали в процессиях или ватагой носились по городу, чтобы затем собраться на большом лугу и принять участие во всевозможных играх, где они могли показать свое искусство и ловкость и в честном состязании завоевать установленные для этого скромные призы.

Вначале наш моряк испытывал удовольствие, присутствуя на этом празднике, однако чем дольше он наблюдал безудержное веселье детей и восторг родителей и видел стольких людей, чьи лица освещала радость настоящего и приятнейшая изо всех надежд на будущее, тем отчетливее сознавал он, обращаясь мыслями к самому себе, свое крайнее одиночество. Впервые ему стало неуютно в пустых покоях его большого дома, и он принялся винить во всем самого себя.

«О я, несчастный! Для чего так поздно открылись у меня глаза? Для чего только к старости распознал я те блага, кои единственно делают человека счастливым? Столько трудов, столько пережитых опасностей — что принесли они мне? Да, мои подвалы ломятся от товаров, сундуки полны благородных металлов, а шкафы — сокровищ и драгоценных украшений, но душу мою все эти богатства не могут ни возвеселить, ни насытить. Чем больше я их накапливаю, тем больше требуют они себе подобных: одна драгоценность тянет за собою другую, одна золотая монета — вторую. Они не признают во мне своего повелителя, а наперерыв кричат: «Ступай скорее, неси еще, чтобы нашего полку прибыло!» Золото радуется только золоту, драгоценные камни — таким же камням. Так они помыкали мною в течение всей моей жизни, и слишком поздно я понял, что все это богатство не приносит мне радости. Увы! Лишь теперь, когда я уже в годах, начинаю я задумываться и говорю себе: ты не пользуешься этими сокровищами, да и после тебя некому будет ими пользоваться! Разве ты хоть раз надел эти уборы на любимую женщину? Дал их в приданое за любимой дочерью? Помог сыну привлечь и привязать к себе сердце достойной девушки? Нет, никогда! Из всего твоего достояния ты, в сущности, не владел ничем и никто из твоих, а все, что ты с такими муками скопил, после твоей смерти пустит по ветру какой-нибудь повеса.