Читать «Тень Отца» онлайн - страница 2

C ранних лет Иосиф любил тишину. Она говорила ему отчетливее, чем голоса. Она требовала всегда одного и того же — ожидания. Рядом текла жизнь — беспокойная и шумная; произносилось столько ненужных слов, столько немыслимых жалоб, столько уверений, которые на самом деле ничего не значили… Посреди этого потока Иосиф со своей тишиной был словно камень на дне реки. Ждал — хотя, собственно, и не знал, чего ждет. Ждал того, о чем ему должна была сказать тишина.

Каждый вечер, когда жара спадала, на площадке за селением раздавались звуки бубна и флейты. Молодежь сходилась на игры и танцы. Бежали туда и младшие братья Иосифа. Издалека доносились до него веселые голоса, смех, хлопанье.

Он никогда не присоединялся к братьям. Это вовсе не означало, что его не тянуло к развлечениям, — ведь он был молод. Приходили минуты искушения. Зов тишины боролся с порывами его сердца. Но тишина всегда побеждала.

Проходили дни, заполненные работой в мастерской, которая прерывалась мгновениями произносимых им берак. По субботам, в дни совместных молитв, Иосиф ходил в синагогу. Когда наступал день его служения, он надевал талес*, вставал, подходил к пюпитру, брал из рук хаззана** священный свиток Торы, накрученный на деревянный валик, и, обратив лицо в ту сторону, где возвышался еще не достроенный храм, громко читал положенный отрывок.

В мастерской у Иосифа всегда было много работы. Постоянно приходили люди с заказами. Он был известен своей обязательностью и мастерством и при этом никогда не просил за работу много. В переговорах с заказчиками не возникало торга: все знали, что если Иосиф установил цену, то она соответствует лишь стоимости материала и невысокой причитающейся за работу плате. Установленный срок он всегда соблюдал.

В его мастерской всегда были слышны рубанок и молоток. Часто раздавались и детские голоса. Иосиф, человек молчаливый, любил детей и охотно с ними разговаривал. Их занятия интересовали его больше, чем дела взрослых. В мастерской всегда было несколько маленьких зрителей. Они наблюдали за его работой, о чем‑то спрашивали, а он им отвечал. Временами подзывал к себе какого‑нибудь мальчика и вручал ему небольшую пилу или рубанок. Показывал, как их держать, как использовать инструмент. Давал для обработки деревянную дощечку. Иногда хвалил и дружелюбно похлопывал умелого ученика, а в другой раз только качал головой и объяснял, какие были допущены ошибки. Все дети в селении называли его дядей. Впрочем, это обращение принадлежало ему и как старшему представителю рода.

Скрипнула та же калитка, через которую вошел он сам. На дорожке у стены он увидел двух человек. Шли они медленно, с важным видом, богато одетые в необычные для этих мест одежды, а их бороды были подстрижены иначе, нежели у всех в округе. На их покрывалах не было предписанных иудейским законом кисточек. Оба принадлежали к роду, но уже давно покинули родное селение и жили далеко, в Антиохии. Стали зажиточными купцами. А теперь приехали навестить родимое гнездо.