Читать «Языки современной поэзии» онлайн - страница 226

Людмила Владимировна Зубова

366

Кибиров, 1998-а: 19–20.

367

«Жанровая поэзия непременно пользуется стилевым словом, которое свою эстетическую ценность и свое эстетическое значение приобретает заранее, за пределами данного стихотворения — в контексте стиля, для такого-то жанра обязательного» (Гинзбург, 1982: 19–20).

368

В работе о пародии Ю. Н. Тынянов писал: «…если какой-нибудь элемент заменяется другим, — это значит, что в систему включен знак другой системы; в итоге этого включения системность разрушается (вернее, выясняется ее условность)» (Тынянов, 1977: 301).

369

«Поэтика Кибирова — компромисс между концептуалистами, с одной стороны, и неоклассиками „московского времени“ — с другой; это тот самый экватор, на котором две крайности московской поэзии сходятся. Концептуалисты „подарили“ Кибирову умение выстраивать жесткий и, по сути, весьма далекий от „поэтического“ каркас, методологию. Влияние „неоклассиков“ позволяет насытить этот скелет достаточно трепетной плотью, „виноградным мясом“ поэзии, вдохнуть в эти головные конструкции жизнь» (Бавильский 1998: 23).

370

«В школе „гармонической точности“ эпитеты выступают в роли своего рода актуализаторов, относящих объект к идеальному миру мечты или „условной древности“ <…> Это объясняет, почему у Батюшкова рощи так легко из липовых превращаются в дубовые („Пастух и соловей“), а в бездонной синеве безоблачных небес светит луна, подернутая облаком („Тень друга“) <…> автор, вовлекая в рассказ новый предмет, уже знает его свойства, а не открывает их вместе с героем и читателем» (Левонтина, 1997: 260–261).

371

«И какой же сюрприз преподнес он читателям в своем сборнике „Amour, exil…“ — одном большом признании в любви, обращенном к недостижимой даме сердца! Нам явился современный трубадур-заочник, смешной и нелепый любовник-либертин печального образа, забывший про все остальное на свете. Букет живых чувств, вынесенных на всеобщее обсуждение, редкая в современной поэзии страстность при редкой разболтанности и безответственности, трепет сердца, задушевность и нежность при полнейшем, наивном бесстыдстве, платонизм в контркультурной обработке с полной реабилитацией того, что считалось в отечественной поэзии низменным и в стихи не вместимым…» (Ермолин, 2001–б: 210). О литературности такого действительно прямого и действительно личного высказывания см: Зорин, 2001: 26–27.

372

Кибиров, 2009-а: 424.

373

Кибиров, 1995: 25–26.

374

Перечисление авторов, чьи тексты в данном случае стали исходными для Кнбирова, конечно, неполное. Кроме того, почти за каждым упоминанием птиц стоит не один автор и не одно произведение: см., например, о символах «соловей» и «филомела» в литературе: Гин, 2006.

375

Наблюдение над имплицитным «словоерсом» — дополнение И. В. Лощилова в письме к Л. В. Зубовой.

376

Кибиров, 2009-а: 212–214.

377

Некрасов, 1967: 105–106.

378

Вообще корнетов, видимо, принято поучать — ср. «Песенку об утраченных надеждах» из кинофильма «Соломенная шляпка» Видите ли, мои корнет, очаровательный корнет, / Все дело в том, что у невесты / Приданого в помине нет <…> все дело в том, что в дилижансе / Свободных мест, представьте, нет (слова Булата Окуджавы, музыка Исаака Шварца — Окуджава, 1991: 137–138).