Читать «Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина» онлайн - страница 201

Она замолчала, отвернулась к окну, беззвучно зашевелила губами. Потом продолжила:

– А тут вернулся из Москвы-то своей, я к нему опять с этим: «Давай да давай венчаться». А он вдруг и говорит: «Пойдем завтра». И мы наутро в церковь, без платьев белых, без всего, без свидетелей, а так, в чем были… Я бегу, он за мной еле поспевает. Батюшка спрашивает: «Чего запыхались-то так?» Ну что ему скажешь? «Венчай, – говорю, – а не то умру». Он испугался, молитву перепутал, одну два раза прочел. «Это, – говорит, – к счастью». Отпустил. Вышли мужем и женой. Но мне и тогда мало, неймется: на следующий день я его в ЗАГС тащу. «Зачем, – спрашивает, – тебе церкви мало?» – «Мало, – отвечаю, – хочу быть Твеленевой, надоело: Трещалкина да Трещалкина. Всю жизнь трещалкой дразнили. Надоело». Я ведь Трещалкина по отцу-то. Через год Ксюшка наша родилась… – Она вдруг засмеялась негромко, прикрыв рот ладошкой. – Это ж надо, как смешно все на свете устроено. Могло ведь и не быть ничего, если б кладбище-то в Куропатах поближе к дому нашему было. Ни Ксюшки, ни нас с Антошей могло не быть.

Мерин постарался ни единым мускулом лица не удивиться столь неожиданному повороту в рассказе старой женщины, но недаром в МУРе укрепилось мнение, что его актерские способности не идут ни в какое сравнение с Яшинскими. Глафира Еремеевна без труда уловила в его глазах непонимание. Сделала попытку пояснить:

– Я говорю, когда в сорок втором-то «груз» свой в дом тогда притащила, а он разбомбленный весь, дом-то – холодно, течет, лужи кругом – прислушалась: мать честная, не дышит мой груз, помер значит. Надо хоронить. Ну что – надо так надо. И если бы кладбище рядом было – схоронила бы, вот те крест – схоронила, хоть и сил уже не было никаких. А оно в Куропатах на самом краю, кладбище-то, километра три. Нет, думаю, если потащусь – надо будет сразу две могилы рыть: для него и для себя. Помру. «Полежи, – говорю, – дружок, тебе теперь все одно долго лежать, а я отдохну малость, завтра с рассветом и закопаемся». Куском брезента труп накрыла, легла рядом, дрожу, не то от холода, не то от страха. И заснула. А просыпаюсь оттого, что кто-то на меня смотрит. Открываю глаза – труп пялится! – Она засмеялась негромко. – Это мне сейчас весело. А тогда я давай орать – и на улицу босиком… Вы меня останавливайте, спрашивайте чего, я ведь, когда разойдусь, не остановишь. Говорливая. Антоша мой всегда смеялся: «Зря ты свою фамилию поменяла. Трещалкина и есть».

– Глафира Еремеевна, ради бога простите…

– Я помню, помню, – неожиданно резко прервала его женщина, – вы о брате Антошином спросили. Скажу. Сейчас вот вспомню и скажу. Мало только что знаю, Антоша не любил об этом.