Читать «И нет мне прощения» онлайн - страница 10

Осознав схему, Манон не удивилась, не огорчилась. Она давно знает, как все делается. Когда ей было пятнадцать лет и ее юное, неопытное сердце жаждало справедливости и всеобщего блага, Манон как-то завела разговор с отцом. Дмитрий Тимофеевич был человеком авторитарным, сухим – но не тираном. И семью свою любил, Манон всегда это чувствовала, даже если папа на эмоции был скуп. Вот она и подобралась к нему однажды с вопросом: «Отчего наше общество стало таким жестоким, пап? Таким несправедливым, таким жадным?»

Отец неожиданно приобнял ее за плечи и сказал:

– Оно не стало, Манон. Оно таким было. Всегда. Просто раньше верхушка общества проделывала все это тайно, идеология не позволяла явить себя в естестве, противоречащем образу «строителя коммунизма». Теперь же идеологию отменили, и люди перестали бояться показать себя такими, какие они есть. А есть они, Манон, паршивые, ничтожные.

– Неправда! – расстроилась пятнадцатилетняя девочка. – Наша русская культура, литература…

– Тсс, – перебил ее отец. – Ты путаешь разные вещи. Сколько у нас великих писателей? Я никогда не считал, но, допустим, наскребем за девятнадцатый и двадцатый века штук пятьдесят великих имен. Ты, ребенок, читаешь их и думаешь: вот как красиво, вот как благородно, вот какое величие души! Но, милая, это всего лишь пятьдесят человек, которые думали красиво и благородно! А что они описывали, эти гиганты духа?

Манон растерялась, не понимая, к чему клонит отец.

– НАРОД, дочка. Теперь подумай: полсотни человек – это не народ. А вот он-то как раз твоими великими был отлично обрисован. Что сказал Пушкин про русский бунт?

– «Бессмысленный и беспощадный»…

– Это как раз то, что мы имеем сегодня.

– Пап, при чем тут бунт? Пугачев ведь…

– Пугачев собирался провозгласить себя царем. Царем, чуешь? Вот и сейчас у нас народ бьется не на жизнь, а на смерть, потому что каждый хочет стать «царем». Или хоть «царьком», в рамках отдельного крышуемого района или бизнеса. Так что не путай кучку интеллигентов с высокими идеями – и народ. Гоголь – один. А то, что он описал, все эти коробочки и собакевичи…

– Пап, – не дала ему договорить Манон, – хорошо, я мысль поняла. Но ты, – ты ведь не такой?!

– Такой, – отрезал отец и выпустил плечи дочери из-под своей руки. – Благодаря чему ты живешь, как принцесса. Учишься в лучшей школе Москвы и будешь учиться в лучшем институте страны, имеешь отличные шмотки, ешь здоровую и вкусную пищу, живешь в роскошной квартире, набираешься сил на лучших курортах… Все, иди делай уроки!..

Манон запомнила этот разговор на всю жизнь. И больше к отцу с вопросами не обращалась. Она чувствовала: в тот раз папа был с ней откровенен, но сразу же пожалел об этом. И больше откровенничать с дочерью не станет.

Не сказать, чтоб признания отца привели Манон к созданию какой-то стройной мировоззренческой системы, которая смогла бы объяснить и гармонизировать столь полярные вещи. В конце концов, она не философ! Но все же его слова открыли ей понимание… Понимание вещей, что ли…