Читать «...А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками» онлайн - страница 90

Дорога, соединяющая Паттани и Ялу, ведет через плантации гевеи и кокоса, рисовые поля и заболоченные прерии, где пасутся буйволы с эскортом египетских (или «коровьих») цапель, мимо селений, в которых буддийские храмы встречаются реже мечетей. Поодаль виднеются холмы, поросшие лесом. Некоторые из них, заостренные и вырезные, словно на картинах китайских живописцев, придвинулись поближе к дороге, образуя на подъезде к городу ущелье, которое было бы весьма удобно для засады, если бы военным не хватило предусмотрительности выставить здесь новый пост, укрепленный мешками с песком, возле которого ошивается двухцветная сука с отвисшими сосками. Тут снова раздается щебетанье аналитика, мелодичное и щедро насыщенное информацией, в конечном счете он как попутчик довольно приятен, теперь выясняется, что его детство прошло в Яле, в семье видных функционеров и, следовательно, в буддистской части города. Потому что две здешние общины живут в разных кварталах, разделенные железной дорогой, движение по которой теперь восстановлено. Последний поезд, идущий из Сунгэй-Колок (конечный пункт следования — Пхаттхалунг), прибывает на вокзал в 16.30, сопровождаемый несколькими солдатами, и после недолгой стоянки отправляется обратно. После этого другие военные, внушающие наибольший страх «рейнджеры», узнаваемые по черной униформе и легкой развязности, болтаются (хоть это и называется «рассредотачиваться») вокруг вокзала вплоть до закрытия, когда задергиваются и его железные шторы.

На следующий день после нашего прибытия в Ялу мы ужинали в обществе богатой дамы буддийского вероисповедания, по-видимому приятельницы или родственницы тайского аналитика. Ее сопровождал мужчина, возможно шофер или телохранитель, чья бессловесность, связанная, надо думать, с его низким общественным положением, создавала резкий контраст словоохотливости нашего информированного спутника. Ресторан, где мы ужинали, или другой ресторан на той же улице за несколько недель до этого стал объектом нападения; жертв, насколько мне известно, не было, хотя несколько человек получили легкие ранения. И хотя было немало более смертоносных налетов, в общем они все-таки отдают каким-то любительством по сравнению с другими акциями, совершаемыми в мире приверженцами того исламистского движения, в причастности к которому ныне подозревают здешних бунтарей, если не всех, то некоторых из них. Места в Яле, где за последние несколько месяцев совершались подобные акции, больше не представляли секрета для нас, то есть для Филиппа, журналиста и меня: утром молодая переводчица-мусульманка, которой мы назначили встречу в вестибюле отеля и вскоре обнаружили ее там сидящей на диване, вернее, ерзающей на самом его краю, едва касаясь сиденья ягодицами, словно на иголках, и всем своим видом выражающей, как ей не по себе (она так и не избавилась от этого дискомфорта, словно бы работала с нами вынужденно, против воли), представила нам исчерпывающий перечень этих терактов, причем с нескрываемым удовольствием. Столь же приятное чувство выпало на ее долю, когда, возвращаясь на мопеде из Паттани, она остановилась, чтобы осмотреть следы взрыва, который накануне разнес армейскую машину, — ни одной подробности потерь и разрушений не упустила, упомянула даже о том, где и в каких позах лежали те, кому так не повезло, и с шаловливой грацией сообщила, что «улицы для бомб», по которым удары наносятся чаще, — это те, где больше баров со шлюхами и клубов караоке. (Но если не считать того, что она возлагала на американцев и, само собой, на евреев всю ответственность за здешний раздор, который сама же предварительно объявила неотвратимым и даже благотворным, мне всего труднее простить переводчице, что она затащила нас с журналистом в смрадный — зато для правоверных! — кабачок, поскольку в тайском ресторане есть отказалась, а в менее омерзительное мусульманское заведение пойти не рискнула, опасаясь встретить знакомых: не хотела, чтобы ее видели в нашем обществе.)